– От любви? – Бросив на меня игривый взгляд, Элли тоже перегнулась через стол.
– Нет, от такого количества водки, которой хватило бы, чтобы вывести из строя русскую армию.
Она улыбнулась многозначительно.
– Не смущайся. Мне нравятся мужчины, способные высказать то, что у них на сердце.
– Ну что ж, в моем сердце ты обнаружишь только одно: слово «Отцепись!», выгравированное крупными буквами.
Усмешка Элли бесила меня.
– In vino Veritas, – протянула она.
– А в водке – чушь собачья.
Элли недоверчиво покачала головой.
– В своих поступках, Чарли, надо всегда руководствоваться чувствами.
Да она меня просто заводит!
– В таком случае, ты не против, если я засуну эту тарелку тебе в глотку, не так ли? Именно это диктуют мне сейчас мои чувства. К тому же это заставит тебя заткнуться хотя бы на пару минут.
К счастью, в эту минуту вошла Ханна, и мы оба вернулись на место.
– Ты позволишь? Это старый фарфоровый сервиз моей мамы – тарелка, которой ты угрожаешь Элли, из него. Мама пересчитывает все предметы всякий раз, как заходит ко мне. – Голос Ханны повысился на целую октаву – так бывало всегда, когда она упоминала свою еврейскую мамашу, которой были присущи претензии на светскость. – Она всегда говорит, что я не создана для фарфоровых сервизов. – Эта дама, встретившись со своими шикарными друзьями где-нибудь в Вест-Энде, после ланча с ними останавливала такси и, энергично послав им воздушный поцелуй, доезжала до ближайшей станции метро, где и высаживалась. – Не смотри на меня так. Не могу же я ей сказать, чтобы она поискала недостающую тарелку в глотке у Элли, не правда ли?
– А было бы занятно, – заметил я.
– Чарли совершенно непредсказуем, не так ли? – сказала Элли.
Ханна скорчила рожу.
– Как я вижу, вы двое прекрасно ладите – впрочем, как всегда.
Я взглянул Элли прямо в глаза и подождал, не выболтает ли она мое признание в любви, вволю покуражившись надо мной.
– Просто Чарли – это Чарли, – изрекла она наконец, ответив пристальным взглядом на мой взгляд.
Ханна кивнула с полным пониманием, не замечая подтекста.
– В таком случае, не стесняйся – швыряй в него всю мою коллекцию бульонных чашек.
– Заманчивое предложение, – протянула Элли, – но, пожалуй, я предпочту душ, если можно.
И они исчезли вместе: Ханна пошла показать Элли, где что брать. Я-то провел здесь столько ночей, что у меня было свое собственное полотенце в углу сушильного шкафа. Ханна вскоре вернулась и тяжело опустилась на стул, на котором раньше сидела Элли.
– У тебя есть планы на сегодняшний вечер? – спросила она с надеждой.
– Мне нужно пойти на собрание компаньонов, – ответил я.
– Ну да, конечно. А ко мне на обед придет Джеймс Бонд.
Мы усмехнулись друг другу.
– Значит, записная книжка-календарь на сегодня заполнена не до конца?
– Да. Впрочем в любом случае я бы никуда не пошла: когда я приползаю вечером с работы, у меня хватает сил только на то, чтобы включить микроволновку и телевизор.
Я состроил гримасу.
– Стало быть, ты не перерабатываешься. У меня нет сил и на микроволновку. Я просто достаю из холодильника банку бобов и кусок салями. Причем это в самый удачный день.
Ханне всегда доставляла удовольствие эта игра.
– Кусок салями? Да я была бы счастлива! Я выскребаю позеленевший сыр из помойного ведра и ем его с горстью затхлого корнфлекса.
– У тебя есть помойное ведро? Да я был бы счастлив! А у меня груда гниющего мусора в углу кухни. Когда никто не видит, я выбрасываю все это в окно.
Она усмехнулась.
– У тебя есть окно? Да я была бы счастлива! В подводной лодке и то больше воздуха и света, чем в этой квартире.
Я выразительно обвел взглядом просторную светлую кухню. Мне было доподлинно известно, что эта квартира в шикарном доме стоит почти столько же, сколько подводная лодка.
– Ты снимаешь эту квартиру? Да я был бы счастлив! А я одолжил у друга палатку, но у него только колышки, а брезента нет. Но я не в претензии: все-таки дом.
– У тебя есть друг? Да я была счастлива! – Ханна замолкла и печально взглянула на меня. – Вот теперь не в бровь, а в глаз.
Я взял ее за руку, пытаясь утешить.
– А как же вчера вечером? Ведь ты всегда встречаешься по пятницам с поклонниками.
– Да, и все они – блестящие юристы из Сити, у которых тоже нет никакой жизни. И мы весь вечер беседуем исключительно о работе. Это сводит меня с ума! И мне ни разу не удалось встретить ХЕМа.
Даже юрист в принципе может иметь полноценную личную жизнь, хотя это очень сложно: ведь ты – раб своего графика рабочего времени.
Вот почему юристы из Сити часто кончают тем, что заключают браки между собой: каждый понимает проблемы другого и ни один не возвращается домой раньше другого, поэтому никто не ощущает себя одиноким.
Ханна всегда тяжело переживала, что круг друзей с годами сужается. Однажды она мне объяснила:
– Понимаешь, у евреев о человеке обычно судят по количеству его друзей.
Она часто сетовала, что многие ее подруги либо уехали, либо вышли замуж, причем последние и не думают ни о какой карьере – им больше нравится вести бесконечные дискуссии о том, какие памперсы лучше поглощают влагу. Ханна их совершенно не интересовала. Правда, иногда они делали попытки познакомить ее с какими скучными бухгалтерами из северо-западного Лондона и ввести в свой мир. Но эти попытки заканчивались тем, что Ханна и ее подруги еще больше отдалялись друг от друга. Те ХЕМы ее возраста, которые еще не были женаты, обычно бывали не у дел по весьма основательной причине. Однако ее мать храбро отказывалась признать поражение. «Даже если у тебя плохонький автомобиль, все равно ты доберешься на нем дальше, чем совсем без автомобиля», – такими словами она пыталась уговорить дочь, когда они виделись в последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122