– Очень скрытный, очень большой спорщик и очень тщеславный. Неудивительно, что тебя выдвинули в компаньоны.
Я так сильно вцепился в руль, что ногти у меня чуть не впились в ладонь.
– Ну что же, если в компаньоны будут отбирать по этим критериям, то мне нет смысла участвовать. Ты могла бы дать урок беспощадности семейке Крей.
Как ни странно, Элли была польщена.
– Ты действительно так думаешь?
– Если ты считаешь это комплиментом, значит, я попал в яблочко.
– Элинор-гангстер, – произнесла она с нью-йоркским акцентом, и, удивительное дело, обстановка разрядилась. – Ну, чего уставился на меня?
– Что?
– Я говорю, чего вылупился?
– И не думал.
– Поосторожнее на поворотах, умник! А не то я напущу на тебя мальчиков. И тогда посмотрим, каким ты будешь компаньоном в пиджаке из цемента!
Я все еще был не в настроении.
– Плевать, – раздраженно ответил я и, заставив себя не сжимать так сильно руль, сосредоточился на темной дороге перед собой.
Когда прибыла остальная часть команды, мы попросили всех собраться вместе, чтобы определить насколько мы продвинулись с документами. Однако главным пунктом повестки дня было обсуждение вечера пятницы.
– Думаю, я все еще пьян, – простонал бледнолицый младший сотрудник. – Когда я проснулся в субботу утром, то увидел, что все на мне надето задом наперед. Бог его знает, как это произошло.
У всех присутствующих хватило такта не рассказывать ему о танце, который он так лихо исполнил перед нами, когда мы вышли из клуба.
– Я становлюсь староват для всего этого, – пожаловался другой, который был на три года моложе меня. – Хорошая чашечка «Хорликс», ложиться спать в десять часов, рано вставать и приходить на работу с ясными глазами и пушистым хвостом – вот мой новый режим.
Я улыбнулся. Сколько раз за эти годы я давал подобные клятвы, но всегда выдерживал не больше шести дней: в следующую же пятницу Ханне удавалось уговорить меня куда-нибудь сходить вечером. Она говорила, что без меня совсем не то, а также что я ее лучший друг и, следовательно, долг велит мне лично удостовериться, что с ней все в порядке.
– Мне, знаешь ли, вообще не следует никуда ходить в пятницу вечером, – сказала она мне в последний раз, когда я поклялся никогда не пить и капли алкоголя – это было примерно три месяца тому назад. – Бог может меня наказать. – Как будто это когда-нибудь ее останавливало!
– Ну тут уж я ничего не могу поделать, не так ли? Я хороший юрист, но высшее правосудие – это не моя специализация. Полагаю, тебе нужен раввин.
– Но как же быть с моей мамой? Если она когда-нибудь меня поймает…
– Ханна, судя по тому, что мне известно о твоей маме, паб – это самое безопасное место для тебя. Разве ты не рассказывала мне однажды, что она всегда запирает дверцы автомобиля, когда твой папа проезжает мимо паба?
Ханна сделала новый заход:
– Моя мама рассчитывает на тебя: она уверена, что ты не допустишь, чтобы я развратилась.
Как ни удивительно, но это правда. Все матери, с которыми мне приходилось сталкиваться за эти годы, считали, что я идеальная дуэнья для их дочерей. Даже когда я был тинейджером и изо всех сил старался выглядеть испорченным мальчишкой, я выглядел столь респектабельно, что это успокаивало всех мам Бекингемшира. Правда, это не означало, что я не безобразничал – просто никто из них в этом не подозревал.
Сейчас, когда мне тридцать с небольшим, я идеальный жених: с собственной квартирой, шикарной зарплатой и ослепительными перспективами, к тому же все мамы просто обожают меня. По крайней мере в двух случаях я продолжал встречаться с девушкой лишь из-за того, что так хорошо ладил с ее мамой.
– Вы случайно не еврей, Чарли? – спросила меня как-то раз мама Ханны, когда мы с ней сидели за чашечкой чая у нее дома и вели дружескую беседу. Ханна к тому времени как раз выскочила из дома, разъярившись, поскольку ее мама скорбно поделилась со мной опасениями, что вряд ли ей суждено когда-нибудь стать бабушкой.
– Боюсь, что нет.
Ее мама разочарованно вздохнула.
– Ну что же, никто не совершенен.
– Но я могу очень выразительно пожимать плечами, если это поможет делу.
– Увы, этого не достаточно, – ответила она. Я с нежностью взглянул на Ханну, когда Элли призвала к порядку всех в информационном центре. Когда Ханна повернулась к нам спиной, мы с Элли заключили перемирие на один день.
– Мы должны как следует все обсудить, – сказала она.
– Сегодня вечером, – согласился я, хотя и был сыт по горло бесконечными выяснениями отношений, которые так любят женщины. В тот момент, когда Элли сказала мне: «Мы слишком мало беседуем», я собирался уходить. Если бы только женщины засчитывали и все разговоры о компьютерах, автомобилях и спорте!
А потом Ханна решила провести небольшую разминку, чтобы всех подбодрить.
– Есть неподтвержденные сообщения… – начала она.
– … точнее, ненадежные сообщения, – перебила Элли, грозно взглянув на Ричарда.
– Что два стажера из нашей команды уходили вместе, – закончила Ханна.
– Надеюсь, никто не истолкует превратно тот факт, что эти двое – единственные, кто не прибыл сюда вовремя, – с легкой улыбкой заметила Элли.
– И мне бы хотелось извиниться перед всеми вами, если благодаря нам с Элли у вас сложилось впечатление, что уходить вместе со своими коллегами-юристами – это хорошо, – продолжил я. – Я бы это никому не рекомендовал. Если только обсуждение в постели Закона о компаниях 1989 года вас не заводит.
– Что, как ни странно, заводит Чарли, – под общий смех заявила Элли. – Как только я упомяну раздел 93, он теряет всякий контроль над собой.
– Кто может мне сказать, что такое раздел 93?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122