Хотя все в нашей семье знали об этом, никто никогда не упоминал об этих трансакциях. Как многие бедняки, Росс болезненно воспринимал любые разговоры о деньгах. Мы все закурили.
– Что слышно от твоих издателей? – бодро спросил я.
– Уж эти мне бесхребетные Тэтчеры, – проворчал Росс, который в раздраженном состоянии обычно становился многословным. – Они не понимают произведений, написанных со страстью и воображением, если только…
– На мой взгляд, последняя твоя книга была очень хороша, – храбро прервала его Элен, явно желая перекрыть привычный поток обличительной речи. По правде сказать, романы Росса были не в ее вкусе. Они имели неприятное обыкновение заканчиваться самоубийством главного героя. – Нет, в самом деле очень хороша – по-своему.
Ее слова вызвали у меня усмешку. Элен наивно полагала, что никто не разгадал ее маленькой хитрости. Не сознавала, сколь убийственны ее слова.
– Премного благодарен, – сказал Росс глубоко несчастным голосом, говорившим, что он все прекрасно понял. – Ты очень любезна.
Мы сочувственно смотрели на него. Он был крепкого сложения, но очень небольшого роста и, приходя в возбуждение или в ярость, начинал подпрыгивать, как драчливый петух. С другой стороны, он мог часами сидеть совершенно неподвижно, погрузившись в размышления. Черная густая борода была даже чрезмерной компенсацией за сияющую лысину. Довершал портрет украшенный красными прожилками нос отчаянного пьяницы.
Невзирая на неприглядную внешность и постоянное безденежье, Росс имел большой успех у женщин, и я могу понять почему. В нем было нечто, что не может не привлекать. Его глубоко посаженные темные глаза были то мечтательно задумчивы, то пылали огнем. Впрочем, насколько быстро их пленяло его обаяние, настолько же быстро его угрюмая одержимость вызывала в них охлаждение. С каждым таким дезертирством он еще больше мрачнел.
Глядя на него, я решил, что нужней всего сейчас этому типу – плотно поесть, поэтому встал из-за стола и, не выпуская изо рта сигареты, занялся ужином. Я любил готовить. Это было одно из домашних дел, для которых я никогда не нанимал помощника, поскольку к возне на кухне относился как к восстанавливающей терапии после дня тяжких усилий на ниве наживы. Орудуя ножом на кухонном столе, я рассказывал Россу историю с письмами.
– Не верю, – отреагировал он, услышав о шифре, – Быть этого не может! А ну, покажи немедленно.
Я тщательно вытер руки и вернулся к стулу, на котором висел мой пиджак. Элен вышла якобы в туалет, и меня вновь обеспокоило, насколько сильны в ней дурные предчувствия относительно моей находки. Прежде чем протянуть письма Россу, я негромко поинтересовался:
– Как у тебя с деньгами, Росс?
– Терпимо. На следующей неделе ожидаю чека. Это ни о чем не говорило. Росс постоянно ожидал чека.
– Уверен, что не нужна помощь?
Вместо ответа Росс протянул руку за письмами, уселся и молча принялся разглядывать, явно не читая. Каждый раз, как мы говорили о деньгах, мне становилось невероятно его жалко. Глядя на его лысую голову, усеянную крапинками, как яйцо, я мысленно вернулся на тридцать лет назад, в Оксфорд. Мне вспомнилось, как мы ночи напролет читали друг другу стихи и болтали о женщинах. Вспомнилось, как я впервые увидел его, это было на вечеринке, и он стоял в углу, словно мрачная скала в бурном море.
– Вообще-то, полсотни пригодились бы, – наконец пробормотал он. – Верну, как только получу те деньги.
Я достал чековую книжку и выписал ему сотню, по опыту зная, что смущение мешает ему верно оценить свои потребности.
– Спасибо, Клод.
– Пустяки, – ответил я так же небрежно. Помогать Россу деньгами было все равно что помогать себе другому, выбравшему иную дорогу, живущему жизнью, которой мог бы жить я сам, если бы все сложилось не так, как сложилось. – Быстренько прочитай письма, пока Элен не вернулась.
– Что за спешка такая?
– Ей они не нравятся. – Я скривился, передразнивая Элен, и сказал ее хриплым голосом: – «Чувствую, что там какая-то грязь, Клод».
Мы рассмеялись.
– Господи Боже! – кричал Росс. – Опять пресловутая женская интуиция! Что-то она, видите ли, им подсказывает! – Продолжая улыбаться, он склонился над письмом и принялся читать. Минуту спустя улыбка сползла с его лица, и он сказал совершенно иным тоном: – Понимаю, что она имеет в виду, хотя…
– И ты туда же!
– Все, что касается Байрона в опере, – замечательно, но вот сам автор письма… что-то есть в нем очень неприятное. – Росс дочитал страницу и увидел зашифрованные строки. – Боже всемилостивый! – тихо пробормотал он.
– Росс? В чем дело? – Но он, не отвечая, смотрел широко открытыми глазами на тонкую коричневатую страницу. – Что такое?
– Дьявол! – прошептал он и медленно поднял на меня глаза, словно в трансе. – Дьявол!
Я постарался взять себя в руки, но Росс, должно быть, заметил мое потрясение и неожиданно захохотал.
– Жаль, что ты не видишь себя, ну и дурень! Здорово я тебя разыграл!
– Чертовски смешно, – рассерженно сказал я, забирая у него письма и пряча их в карман пиджака.
– О, Клод, тебя всегда ничего не стоило обмануть! Если б ты только мог видеть себя со стороны! – Он встал, состроил страшную рожу, выставил скрюченные пальцы и жутко завыл: – Дья-а-вол! Дья-а-вол!
Потом снова захохотал, утирая выступившие слезы. Росс всегда смеялся как-то неестественно, как человек, слегка одичавший от слишком долгой жизни в одиночестве.
– Да заткнись ты, писака полоумный.
Но Росс никак не мог остановиться. Глядя на него, я заметил то, что замечал и прежде: когда он смеялся, его глаза становились еще мрачней и отрешенней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85