..
Разгадка этого парадокса, найденная В.Ф.Миллером, проста и правдоподобн
а.
"Нам кажется, - писал он, - что в стрелянии именно в глаз нужно видеть
survival (пережиток. - Ю.М.) того сказочного мотива, что для некоторых
чудовищных или вообще исключительных существ смерть возможна при усло
вии
поражения только одного определенного места на теле". Действительно, в
эпосах народов мира единственным уязвимым местом противника главного
героя
иногда является глаз. Но даже если соответствующий мотив в былине
знаменовал собой лишь богатырскую меткость стрельбы и ничего больше, вс
е
равно выстрел в глаз предполагает смерть, и, таким образом, В.Ф.Миллеру
удалось нащупать в сюжете былины о Соловье-разбойнике след другого, боле
е
старого сюжета с несколько иной логикой противоборства.
Опираясь на это наблюдение, можно представить себе следующее. Как и у
других народов, у восточных славян издревле существовало сказание о поб
еде
некоего героя над мифологическим чудовищем. Выехал этот герой на схватк
у с
непобедимым прежде врагом, выдержал его атаку и убил стрелою в глаз. Не
исключено, что завершалось сказание так же, как и некоторые упоминавшиес
я
ранее прозаические тексты: герой разрубил тело грозного Соловья на кусо
чки,
и они превратились в безобидных соловьев. Позднее, в пору интенсивного
формирования былинного эпоса, древний сюжет использовали для создания

былины на куда более актуальную тему борьбы за целостность Русского
государства. Героя сделали крестьянином из Муромской земли, его противн
ик
Соловей стал олицетворением сепаратистов-вятичей, был добавлен эпизод
с
освобождением Чернигова. Сместились и сюжетные акценты. Все помыслы гер
оя в
былине центростремительны: он отправляется из дома не на бой с Соловьем,
а
на службу к киевскому князю, и даже путь через разбойничью заставу он
предпочитает не только потому, что храбр, силен и верит в победу над
Соловьем, но и потому еще, что так быстрее добраться до Киева.
Соответственно и заслуга в ликвидации разбойника становится для Ильи
"пропуском" в круг главных киевских богатырей. Это навело создателей был
ины
на мысль продлить сюжетное существование Соловья. Илье нужно было
предъявить его в Киеве, причем лучше живым, во всей его мощи, чтобы
Владимир и князья-бояре на себе испытали силу его свиста и по-настоящему

оценили подвиг Ильи, избавившего Русь от такой напасти, а заодно и были
наказаны за оскорбительное недоверие к рассказу богатыря.
Переделка старого сюжета на новый лад прошла в целом успешно, однако
кое-какие нестыковки остались. И это не только противоречие между новой

задачей героя в борьбе с врагом и прежним способом его поражения
("стреляние в глаз без цели убить"). Сама раздвоенность образа Соловья
легко объяснима совмещением двух разновременных сюжетных пластов. Всп
омним:
ощущение двуликости персонажа рождается благодаря контрасту между пер
вой -
как теперь ясно, древнейшей - частью былинного сюжета, где Соловей выгляд
ит
чудовищем, и частью второй, в которой он очеловечен. Не случайно у
разбойника в былине оказалось два жилища - гнездо, естественное для
мифической птицы, и дом, подобающий историзированному врагу.
Короче и упрощенно говоря, былинный Соловей-разбойник - это миф, одетый в

исторические одежды, и фантастическая сущность образа сложилась в недр
ах
мифологии. Посмотрим теперь, что способен прибавить к пониманию персона
жа
его анализ с этих позиций. Безусловно, правы те, кто возводит сюжет о
Соловье к общеиндоевропейскому мифу о борьбе со Змеем, изначально -
воплощением опасных для человека природных сил. Здесь нашими союзникам
и
опять-таки являются носители фольклора. Когда исполнители забывали имя

Соловья-разбойника, они чаще всего называли его Змеем. Отдадим должное и
х
чутью: признаки родства двух персонажей не всегда очевидны.
В восточнославянском фольклоре - ограничимся этим кругом источников -
Змей обычно летает. У Соловья-разбойника такая способность подразумева
ется
"по определению", хотя в сюжете он ее не реализует. В отличие от Змея у
Соловья только одна голова (иначе и мотив поражения в глаз лишился бы
смысла), но отсутствие змеиной многоглавости своеобразно компенсирова
но
множественностью дубов, на которых сидит Соловей. Самый явный общий приз
нак
- тяготение того и другого персонажа к реке, которая в сказках тоже зоветс
я
Смородиной. После убийства сказочного Змея на героя часто нападает Змеи
ха;
этот мотив, вероятно, послужил толчком к созданию соответствующего эпиз
ода
былины, когда кто-то из родственников Соловья (как правило, дочь) пытается

отбить его у Ильи. Есть и другие параллели, не оставляющие сомнений в
"змеиной" родословной Соловья-разбойника.
Для нас важнее всего определить, восходит ли звуковое оружие Соловья к

каким-то способностям Змея. Поначалу такая связь не просматривается.
Восточнославянский Змей может проглотить человека, угрожает спалить е
го
огненным дыханием, вбивает (непонятно чем) своего противника в землю - от

свиста Соловья-разбойника все это очень далеко. Правда, перед боем Змей и

его будущий победитель, сказочный богатырь, заняты не совсем обычным дел
ом:
они выдувают ток, площадку для битвы. "Змей как дунул - где были мхи,
болота, стало гладко, как яйцо, на двенадцать верст". Этому тоже можно было

бы не придать особого значения, если бы не постоянные указания на радиус

действия змеиного дуновения, заставляющие вспомнить столь же устойчив
ую
фразу о том, что Соловей-разбойник "убивал свистом за двенадцать верст"
(конкретное расстояние, как и в сказках про Змея, варьируется).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25