Все немедленно поняли, что мысль здравая, но поскольку Холлиз был самый младший, ему велели заткнуть пасть и вести машину. С Картера сняли рубашку и ремень, многочисленные брючные карманы обыскали и вынули инструменты, как явные (ключи и отмычки), так и, вероятно, замаскированные под безобидные (например, футляр для сигары). В одежду ничего зашито не было.
Во время вынужденного ожидания на перекрестке с Четырнадцатой улицей заспорили, снимать ли ботинки, прежде чем надевать наручники на щиколотки. К голым ногам они бы прилегли плотнее, но оставалось опасение, что Картер умеет развязывать узлы пальцами ног, поэтому английские наручники надели поверх высоких ботинок на шнуровке. Еще две пары надели на руки, а последней соединили те, что на руках, с теми, что на ногах, так что Картер оказался согнутым пополам.
Пришел черед семидесятифутовой веревки. Самюэлсон слышал, что Гудини освобождался от семидесятифутовой веревки, но не очень-то верил и хотел провести эксперимент самостоятельно. Однако почти сразу возникли затруднения. Бродвей был запружен машинами, фургон постоянно останавливался и снова трогался с места, агентов поминутно бросало друг на друга. Ворочать Картера в тесном пространстве было неудобно; кроме того, когда его обмотали несколько раз, сперва до Самюэлсона, потом до О'Брайена дошло, что так он не влезет в мешок, значившийся следующим пунктом программы.
Самюэлсон сказал:
– Придется развязать.
– Может, без мешка обойдемся? – предложил О'Брайен. Он изрядно попотел над веревкой.
– Нет, мешок! – крикнул Холлиз с переднего сиденья. – Я за мешок! Так основательнее.
Снова заспорили, на этот раз, что основательнее – мешок или веревка. В конце концов О'Брайен, чертыхаясь, вынужден был перочинным ножом разрезать те примерно пятнадцать футов веревки, которые они намотали на Картера. Закончил он к тому времени, когда фургон уже миновал ионические колонны на въезде в оклендский порт.
Пошел дождь. На ветровом стекле заработали «дворники». Штуц держал мешок, а Самюэлсон и О'Брайен засовывали туда Картера, поминутно сталкиваясь лбами и переругиваясь. Сперва каблуки зацепились за край, потом наручники, затем никак не удавалось затолкать голову.
– Смотри, зашнуруй как следует, – сказал Самюэлсон.
Верхнюю часть мешка закрывали две металлические пластины: одна с выступающими скобами, другая с отверстиями. Самюэлсон свел их вместе, О'Брайен продел в скобы кожаную полоску и закрепил ее почтовым замком.
– Эй! – крикнул Штуц. – Он вздрогнул!
– Чего ты там с ним делаешь? – Самюэлсон толкнул Штуца в бок. – Чего он вздрагивает?
– Просто… дернулся.
Самюэлсон остался при убеждении, что Штуц чего-то такое с Картером сделал, но проверять было некогда: они въехали в доки.
– В ящик, быстро.
Это был стандартный таможенный ящик на шестьдесят четыре кубических фута – бутлегеры однажды переправляли в нем джин. Он стоял на двух цепях, пересекавшихся точно посередине. Сбросив в него мешок, агенты принялись набивать сверху три узкие планки. Стук молотков отдавался в пространстве фургона, словно ружейная пальба.
Наконец они подъехали задом к последнему пирсу, самому дальнему от устья залива, распахнули двери, и Холлиз бугелем соединил цепи с лебедкой на пирсе.
Дождь затруднял работу. Они запустили лебедку, следя, чтобы цепи не соскользнули. Ящик перевернулся и повис над зеленой водой. Вдоль берега шло течение: выше по нему начиналась заболоченная трясина, ниже располагались десятки пирсов и доки. Ящик повернулся на цепях, которые быстро покрывались каплями дождя.
– Давай! – скомандовал Самюэлсон.
Они отцепили «кошки». Ящик плюхнулся в воду, подняв столб брызг, закачался и перевалился набок.
Четверо агентов стояли на пирсе, ухмыляясь во весь рот, и ждали, когда же начнет происходить что-нибудь интересное. Самюэлсон прихватил с собой зонт, но остальные трое были не прочь постоять под теплым дождем.
– Я думал, утонет, – заметил Холлиз.
– Таможенный ящик, – ответил Штуц. – Небось водонепроницаемый.
Самюэлсон вынул револьвер, прицелился в угол ящика и выстрелил. Полетели щепки.
– Сэм! – завопил О'Брайен, зажав уши руками.
– Мама родная, Сэм! – У Штуца отвисла челюсть.
– Ну вот, теперь тонет.
– А что, если ты попал в него?
– А что, если и так?
Раздались неуверенные смешки, которые быстро перешли в раскаты гомерического хохота.
Пуля не попала в Картера – она просто пробила ящик в дюйме от угла. Порт недавно чистили, так что вода была глубокая, но грязная. Шел отлив, пеликаны пикировали на воду, как метеоры. Течение подхватило ящик. Он дрейфовал медленно – футов на десять в минуту. Агенты двинулись по берегу вслед за ним.
Довольно долго ничего не происходило. Им стало скучно. Тут О'Брайен вспомнил, что все они поют в хоре министерства финансов, и весело затянул:
Что поделать с хмельным матросиком,
Что поделать с хмельным матросиком,
Что поделать с хмельным матросиком
Ра-а-аненько поутру?

Глава 22
До полудня в Калифорнийском университете, как всегда на летних каникулах, было тихо и безлюдно. Оживление царило только на сельскохозяйственном отделении: коров и овец кормили завтраком перед тем, как вывести на прогулку.
Однако, когда часы пробили двенадцать, несколько грузовиков выехали с Телеграф-авеню и остановились перед Уиллеровым корпусом. Рабочие принялись вытаскивать ящики, заносить их и распаковывать по поручению того бедолаги, который арендовал тут место.
Со времени войны летний сезон приносил университету заметную прибыль, поскольку в его аудиториях изобретателям было очень удобно встречаться с инвесторами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177