Упомянул нихромовую проволоку, радиолампы, сопротивления, трансформаторы, поляризатор. Он использовал ручную машинку для навивки катушек, шеллак и плотные полоски бумаги.
Рядом с аппаратом стоял световой модулятор с ячейкой Керра; Фило отклонил его назад и откупорил небольшую склянку.
– Это ректифицированный спирт, – сказал он, капая на покрытие из пипетки.
Голос из зала:
– Зарегистрированный?
– Да, – без улыбки отвечал Фило. – Я не собираюсь нарушать закон Волстеда даже ради науки.
Спокойный, без тени юмора ответ что-то изменил в отношении зала к Фило Фарнсуорту. Буквально мыслящие капиталисты внезапно поверили, что и впрямь увидят нечто интересное. Проверяя контакты, Фило заметил – так тихо, что слышала только Пем:
– Надеюсь, здешние пробки не перегорят. Есть небольшая вероятность, что всё это дело вспыхнет.
– Да, – улыбнулась она. – Я догадываюсь, что ты можешь оказаться полным шарлатаном.
Фило улыбнулся в ответ и коснулся ее руки. Столько нежности было в этом жесте, что даже Паук едва не растрогался и, придавая себе решимости, нащупал в кобуре револьвер.
Фило развернул деревянный шкапчик к залу. Стекло на передней поверхности было белым, матовым.
– Ему надо несколько секунд, чтобы согреться. Можно выключить свет?
Паук резко выпрямился: теперь он не видел ни человека, который должен был подать сигнал, ни жертвы. Рука легла на рукоять револьвера.
В темноте слушатели заерзали, устраиваясь поудобнее. Ледок закрыл глаза. Джеймс слушал, как высоко над головой стучит по стеклянному потолку дождь. Он крикнул:
– Мистер Фарнсуорт!
– Да?
– Как вы предполагаете использовать телевидение?
– Хороший вопрос, – отвечал Фило. В темной аудитории белый экран начал постепенно синеть. – Во-первых и в-главных – для образования. Думаю, его можно использовать и для развлечения, но основная цель – сблизить людей.
– Спасибо. – Джеймс сел.
Никто больше не задавал вопросов. Экран медленно разгорался. Когда Фило заговорил снова, Джеймс ожидал услышать, что они сейчас увидят. Он ошибся. То ли темнота и успокаивающий шум дождя подействовали на Фило, то ли сознание, что сто человек услышат то, о чем он лишь намеком обмолвился в разговоре с Гардингом. Так или иначе, он произнес слова, которых не собирался говорить: «Телевидение покончите войнами». Это было сказано робко. Казалось, странное утверждение и не прозвучало вовсе, но тут призрачный голос из первых рядов хрипло попросил:
– Повторите.
Фило сощурился.
– Кто-то просил меня повторить?
– Да, – отвечал Паук, не поверивший своим ушам.
– Речь о том, чтобы сохранить мир во всем мире. Привязные аэростаты разнесут сигнал по всей Земле, – с убеждением произнес Фило. – И если кто-то, сидя у себя дома в Беркли, штат Калифорния, увидит, как завтракает человек в Берлине… – Он сглотнул. – Как они смогут друг друга убивать?
Ответа не последовало. Наступила смущенная тишина, будто он вместо обещанной демонстрации вознамерился прочесть им лекцию о пользе трезвости. Ледок наклонился к Джеймсу.
– Картина проясняется, – шепнул он.
– Сколько вы будете брать за лицензию? – выкрикнул кто-то из зала.
– О, здесь-то вся и прелесть. Нисколько.
Если бы в аудитории были сверчки, их бы стало слышно.
– Вы сказали нисколько?
– Да. Я не собираюсь продавать телевидение. Такие вещи должны быть бесплатными, как образование.
Зашуршала сотня воротничков – люди поворачивались к соседям и спрашивали, не ослышались ли.
– Но если вы не станете его продавать…
– Оно будет общественным достоянием. Я прошу вашей помощи, чтобы корпорации сообща профинансировали разработку.
Гул голосов постепенно перешел в смех. Джеймс слышал, как по рядам прокатилось слово «клинический случай».
– Яснее и яснее, – сказал Ледок на ухо Джеймсу. Тот кивнул. Идеалист придумал устройство, которое, как он считает, навсегда остановит войны. Не хочет продавать его, но готов отдавать даром. Достаточный повод для убийства. Однако десятью рядами ближе к кафедре Паук, тоже интеллигент и мечтатель, мысленно вытащил пули из револьвера. Он в бешенстве принялся искать глазами полковника, мысленно обещая высказать всё, что о нем думает.
– Люди будут разрешать споры за столом переговоров, а не… – И тут Фило ахнул. Он обернулся и увидел, что изображение лошади на экране застыло. С того первого вечера в гостинице ему так и не удавалось вновь получить движущееся изображение – аппарат капризничал. Однако даже неподвижная лошадь – уже что-то. Он не закончил предложение, и никто из публики не попросил продолжить.
Почему? Может быть, им надоело? Фило оглядел зал, и по коже у него побежали мурашки. Весь зал, не отрываясь, смотрел на экран.
Однако захотят ли они его финансировать? Настолько ли телевидение заворожило капиталистов, чтобы им захотелось помочь обществу и бедным? Фило оглядел темные ряды лиц, подсвеченных голубоватым светом экрана. Казалось, племя собралось в пещере у теплого огонька, в то время как снаружи бушует буря. Когда-то Пем сказала, что хочет остановить время, а он, дурачок, принялся объяснять, почему это невозможно. Сейчас Фило понял, что она имела в виду.
Две секунды, три секунды.
У него была заготовлена отличная шутка как раз для того человека, который выкрикнул из зала вопрос про деньги, и ему подобных – изображение долларовой бумажки.
– Пем, – сказал Фило и тут решил ее представить. – Пем – это миссис Фарнсуорт. Пем, следующую картинку, пожалуйста.
Пять секунд, шесть.
Изображение лошади исчезло. Экран побелел.
– Фило, здесь… – начала Пем и вскрикнула.
Он повернулся, досадуя, что не увидит реакции зала на новую картинку, и увидел ослепительную голубую дугу над анодом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177