– Учитывая, сколько ты потратил на подготовку…
– Я столько не потратил.
– Ты забыл у меня дома чековую книжку. И я нашел у Ледока эти счета. Не надо, ладно? Вот, смотри, это то, что ты потратил. А вот сколько тебе надо тратить каждую неделю. А если поедешь в турне, будут еще транспортные расходы и плата за аренду театров.
– Понимаю… сегодня я должен выступить очень хорошо. И всё тщательно просчитать. Знаю.
– Нет. Уже поздно. – Джеймс печально взглянул на брата, словно объясняя правила игры, которую тому никогда не понять. – Ты только что себя угробил.
Картер тряхнул головой. Слова прозвучали полной бессмыслицей.
– Даже если твои дела резко пойдут вверх, если ты начнешь собирать полные залы, как Голдин – ты всё равно не вернешь потраченного.
– Если надо, я буду гастролировать четыре года подряд. Джеймс, я здесь, я вернулся, я снова могу творить. Это должно окупиться.
– Я сказал, что горжусь тобой. Но надо решить, что ты будешь делать завтра.
– Гастролировать! Отыграем здесь и отправимся в турне.
– Да, – отвечал Джеймс, тщательно подбирая слова. – Просто я хочу, чтобы ты получил все возможное удовольствие от сегодняшнего выступления. Может быть, после того, как мы вместе посмотрим эти цифры, ты захочешь прикрыть лавочку.
Джеймс, своего рода Дельфийский оракул, каким-то неведомым чутьем понимал деньги. Картер чувствовал, что брат, любя его, не сказал со всей прямотой: шоу обречено. Однако Джеймс еще и вручил ему дар: возможность быть собой хотя бы еще один вечер.
Картер взял со стола стопку шляп. Закрыл глаза.
– Так это будет моя тризна?
– Знаешь, мало кто может зарабатывать на жизнь любимым делом. Тебе повезло: ты всегда следовал своему влечению. От имени большей части трудящегося мира я скажу тебе, что славный погребальный костер – не худший финал. – Джеймс положил руки ему на плечи. – Ты больше ничего не должен доказывать. Радуйся жизни.
Когда занавес поднялся во второй раз, публика увидела те же самые декорации – кабинет Картера. Ничто не изменилось (нож по-прежнему торчал в портрете Тёрстона), но появилось несколько одежных вешалок. Картер вышел из-за кулис слева, вызвав приглушенные смешки, поскольку его было почти не видно за стопкой разнообразных головных уборов.
– Дамы и господа. – Он положил шляпы на столик. – Магия – дело сложное. – Слова выходили бесформенными, будто он снова в Макао и произносит заученную роль на чужом непонятном языке. Взяв котелок, Картер забросил его на вешалку у себя за спиной. Весь монолог был написан как чистая фантазия, но сейчас каждое слово ранило почти физически. До сознания начало доходить, что он потратил слишком много денег. – Год от года зарабатывать всё труднее. – Он запустил дамскую шляпу с длинным пером на другой крюк. – Я мало что умею, кроме магии. – Черная мужская шляпа, вылетев из его пальцев, опустилась точно на котелок и еще не перестала дрожать, как на нее наделся берет. Послышались смешки. Картер обратился к зрителям, словно приглашая их поспорить: – А что, бросать шляпы – тоже дело хорошее. – Не глядя, он бросил за спину кепи, которое опустилось точно на вешалку. Также не оборачиваясь, он без остановки забросил на вешалку за спиной бейсболку, модную дамскую шляпку, сомбреро и нечто совершенно несуразное – дурацкий колпак, который дважды менял направление в воздухе, прежде чем зацепиться за крюк. Картер сделал паузу, пережидая, пока смолкнул аплодисменты.
– Итак, это все-таки фокус, значит, им не заработаешь. Дело в том, что я подумываю уйти со сцены.
Картер репетировал эту фразу несколько недель, и она звучала так же отчужденно, как всё, произносимое на сцене; тем не менее выговаривать ее было странно. Как будто он заранее провидел крах. Или с самого начала понимал, к чему движется.
– Если бы я не смог работать фокусником, – он снял тюрбан и почувствовал себя неожиданно голым, – я бы… – (надевая форменную полотняную шляпу), – стал почтальоном.
Зал грохнул. Картер подумал про себя, что шутка довольно плоская. Он пригласил на сцену несколько добровольцев, попросив их запомнить, где сидят знакомые, которым они хотели бы отправить письмо. Доставка внутри театра – мгновенная, сообщил Картер и пообещал, что услуга поначалу будет бесплатной. Покуда добровольцы писали письма (уотерменовскими авторучками, которые Картер приобрел по два доллара сорок девять центов за штуку), он отдавал последние указания: адрес можно написать какой угодно, скажем, «седьмой ряд, блондинке в шляпке-колпачке» или «человеку на шестнадцатом кресле семнадцатого ряда»; можно написать фамилию и не указать место. Когда письма вложили в конверты и заклеили, Картер их дематериализовал.
– Вот вы, сэр, – обратился он к первому добровольцу, – поглядите мне в глаза. Ага, вы отправляете письмо мистеру… мистеру Уильяму Харкорту, семнадцатый ряд партера, шестое место… нет, девятое место!
Доброволец захлопал в ладоши и затряс головой: его приятель в семнадцатом ряду достал из-под кресла конверт.
– Сэр, мистер Харкорт, если вы действительно мистер Харкорт, не встанете ли и вы и не прочтете, что написал вам друг?
Харкорт был пухлолицый и толстощекий, читал он медленно.
– «Дорогой Билл! Я на сцене. Всего доброго. Джим».
Одобрительный гул. Картер повторил всё то же самое со вторым молодым человеком, который отправил приглашение выпить мэру Дэви (тот сидел на один ряд ближе, чем мэр Рольф). Дэви раскланивался во все стороны куда дольше, чем необходимо. Аплодируя ему, Картер думал: «Это моя тризна».
Он подозвал третьего добровольца и пристально взглянул ему в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177