Хотя Перри, увы, Мазеруэлла не оценил.
Мы доехали до Большой трассы, пляжи забиты безработными серферами, помешанными на своих приливах, Луне. Лунатики. Какая-то парочка машет нам руками. Броди набирает скорость. Я включаю радио. Короткие волны. Пробка в тоннеле Калдакотт… авария на Уолдо-Грейд… Названия привычные, как торговые марки, и столь же ничего не значащие. Бессмысленный набор звуков. Дневное бормотание понедельника. Я переключаю на джаз. Звучат «Гигантские шаги», но на середине агент Броди резко выключает радио. Тишина и еще раз тишина.
– Вы же понимаете, что это полностью снимает с него все подозрения, – бросает в итоге Броди. – Никто не поверит в его вину.
– И каков вердикт?
– Простите, Глория, но мы не можем позволить чинить препятствия правосудию. Вы ввели нас в заблуждение, а ФБР не любит ложных свидетельств.
– Будьте реалистом, вы так ничего и не нашли. Сперва обвиняете моего отца, несмотря на то, что в тот день его видел миллион человек, потом принимаетесь за Перри…
– Мы хотим, чтобы вы сказали нам правду, Глория. Мы считаем, что вы знаете, кто совершил убийство.
– Я не могу. Пока нет.
До публикации осталось четыре дня. Четыре дня, прежде чем история Джорджии станет моей.
– Мне нужна еще неделя. Чтобы выпустить еще один номер «Портфолио», чтобы обдумать.
– Обдумать что? – с интересом спрашивает Эммет с заднего сиденья.
– Детали, которые вы хотите узнать. Дайте мне эту неделю. Чтобы разобраться в ваших вопросах.
– ФБР не может ждать подозреваемых, следствие должно продолжаться.
– Тогда оно продолжится без меня.
– Если мы подождем, Глория, мы можем рассчитывать на признание?
– Даже лучше: на признание может рассчитывать публика.
– Два дня.
– Шесть.
– Три.
– Пять.
– Нет.
– Четыре?
– Четыре.
– В пятницу.
– В пятницу?
– В пятницу. Поверните здесь направо. – Я касаюсь руки Броди. – Вам стоит воспользоваться этими короткими каникулами: вы неважно выглядите, да и костюм пахнет плесенью.
– Такой торг против правил, но мы хотим быть справедливыми с вами, Глория.
– Почему?
– Признание нелегко дается.
Я открываю дверцу, потому что мы уже приехали к моему офису и говорить больше не о чем. Я машу Рейку и Кэтрин, которые вместе возвращаются с ланча.
– Признание? Да, полагаю, что так, – соглашаюсь я, и протягиваю Броди мигалку. Она все еще отбрасывает красные всполохи и крутится, как миксер, взбивающий молочный коктейль. – Признание всем нелегко дается.
5
Я сижу на стуле у себя в офисе, на мне белый пластиковый нагрудник, делающий меня толстой и неповоротливой, по столу разбросаны косметика и средства для укладки волос, и все они – не то, что я обычно использую. Парень по имени Паоло велит мне ровно держать подбородок. Пару минут назад он с презрительным вздохом смыл мой макияж быстрыми движениями пропитанного гамамелисом ватного шарика. Все мужчины почему-то думают, что они лучше разбираются в красоте. Адам бродит туда-сюда, иногда останавливаясь переброситься словом с фотографом; он говорит, что хочет свет сверху и не слишком сильный. Фотограф, маленький человечек с бронксским акцентом и головой, практически лишенной функциональных волос, кивает в ответ на все слова Адама, даже если они адресованы кому-то другому. Его движения точны и аккуратны, словно он мчится на большой скорости.
– Не верю, что мы на это решились, – говорит Адам моему лицу, находящемуся в плену у Паоло. – Мы делаем это и выпускаем журнал на день раньше срока, точно мало того, что мы поместим на обложку этого гребаного Перри Нэша. Глория, нашу аудиторию интересуют стиль жизни, а не стиль американского судопроизводства.
– Убийство и есть стиль жизни.
Дмитрий сказал «нет» нашей истории, даже не видя ее. Пригрозил уволить меня, если она будет опубликована. Мы сидели в его кабинете, и он мне сказал «нет».
– Что значит нет?
– Это значит Н-Е-Т, нет. Мы не будем копаться в этом дерьме. Убийство уже настолько выбило меня из колеи, что я с трудом выхожу на улицу. Рекламодатели спрашивают, когда все это закончится. Это плохо сказывается на журнале, и я не хочу иметь с этим ничего общего.
– Что плохо для журнала? Смерть Пи-Джея?
Дмитрий раздувается как лягушка.
– Глория, не играй со мной в свои гребаные игры. Я имел в виду все это дерьмо. – Он поднимает страницы со статьей, размахивает ими – знак капитуляции в военное время. – Почему ты хочешь уничтожить мой журнал? Я создал «Портфолио», в нем вся моя жизнь. Ты же главный редактор, Глория, пора бы тебе повзрослеть.
– Ты приказал мне повысить продажи, Дмитрий, ты сказал – никаких ограничений, ты же обещал. ФБР перебирает подозреваемых, как наряды в шкафу. Даже мой отец попал под подозрение, пока его алиби не подтвердилось. Почему все внимание должно доставаться им, почему все лучшие истории получают другие журналы? Почему не побить их в их собственной игре и не завоевать в то же время читателей?
– Это глупая затея, и поэтому я изменил свое решение.
– Позволь мне объяснить так, чтобы ты понял: эта статья не о Пи-Джее или «Портфолио», не о тебе, не обо мне. Она о беспомощности, которую провоцируют современные технологии. Огромное количество преступников избегает наказания, потому что ФБР не видит ничего дальше мониторов своих компьютеров, Дмитрий. Их ослепляют технологии, оказавшиеся в их распоряжении, они забыли, как проводится настоящее расследование. Они полдня играются с компьютерами, а оставшиеся полдня пытаются произвести впечатление на конгресс, чтобы им увеличили бюджет. Сотни дел остаются нераскрытыми. Перри Нэш физически не смог бы расчленить Пи-Джея, и ФБР это знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65