– Только посмотри, какие они теперь безупречные, Саймон.
– Если ты считаешь, что моя уборщица не справляется, почему не сказала? Мы можем нанять другую. Иногда ты совсем дуришь.
– Мне просто нужно было чем-то заняться.
Саймон посмотрел на разбросанные повсюду страницы рукописи.
– Я слышал о том, что случилось утром.
– Я не буду этого делать, Саймон. Прости, что я уволила Жанель, но я серьезно, честно – не буду.
– Шшш…
– Я ничего не буду менять, Саймон. Ни единого слова. Я скорее верну Фредди его миллион.
Саймон уважал это, и хотя миллион уже нельзя было вернуть – 910 602 доллара уже были обещаны подрядчику в счет выплаты долга и за дополнительное усовершенствование «Пигмалиона», – он, очевидно, понял, что ее прямота тоже имеет цену и эти два интереса просто нужно как-то уравновесить.
– Будь по-твоему, – пообещал он невесте. – Жанель сегодня сообщит Фредди, что твое мастерство превыше всего.
– И книгу не напечатают? – Анастасия поцеловала Саймона. – Ты заставишь Жанель это сделать?
– Фредди напечатает «Как пали сильные». От этого зависит его карьера. А когда телевизионщики услышат, что ты пригрозила вернуть свой миллион из-за пары запятых, ты станешь живой легендой.
– Это не просто пара запятых. И я не хочу становиться живой легендой. Я хочу домыть окна. – Она опустилась на колени, чтобы собрать с пола газеты.
Саймон остановил ее. Отбросил все подобранные газеты. Положил себе на плечи ее руки, еще мокрые после уборки. Прислонил ее к грязному окну и поцеловал. Запустил руки ей под футболку.
– Лучше бы ты… – прошептал он ей на ухо. Она кивнула, закрыв глаза и прижавшись губами к его шее. – Лучше бы ты… – повторил он, – писала новый роман.
Она вздрогнула. Замерла.
– Ты не хочешь?… – спросила она.
– Слишком много хлопот.
– Что?
– Я могу нанять кого-нибудь получше.
– Что?
– Мыть окна – слишком опасно, Анастасия. Слишком опасно, тебе еще книгу писать.
– Только не сейчас.
– Ты хочешь помочь организовывать свадьбу, – кивнул Саймон. – Я понимаю, в таких условиях тебе, наверное, сложновато сосредоточиться на искусстве. Я ценю твою честность.
– Я не могу сосредоточиться, – согласилась она.
– Вам с Жанель нужно помириться, – сказал он. – Это очень просто. Вы подружитесь. Я в этом уверен. Ей уже очень понравилась твоя мать. Попробуй, пожалуйста, а? Я так мало прошу, Анастасия. Очень важно, чтобы вы поладили, с точки зрения бизнеса и… и… и почему в квартире столько дыма? Ты сказала мне, что бросила.
– Который час?
– Три или около того…
Но Анастасия уже выбежала из комнаты, не слыша ответа, – да и противопожарная сигнализация не дала бы ей услышать. Саймон обнаружил ее в кухне. Она открыла духовку, дохнувшую клубами черного дыма, сквозь который не разглядишь вентиль, перекрывающий газ. Саймон вывел ее оттуда – ослепшую, кашляющую. Распахнул двери и окна. Взял ситуацию под контроль. Через пять минут в квартире осталась лишь легкая дымка. Анастасия ждала его приговора в гостиной. Абсолютно беспомощная.
Наконец пришел Саймон. Щипцами он держал обуглившийся ком.
– Это что? – спросил он.
– Я хотела сделать сюрприз, только забыла, когда ты пришел. – Она попыталась улыбнуться. – Ты всегда говоришь, как тебе нравится на званых обедах у Кики.
– Это был обед?
– Я сама приготовила.
– У Кики шеф-повар, профессионал. Ты не умеешь готовить.
– У меня был рецепт, Саймон.
В его библиотеке не было ни одной поваренной книги, и Саймон безошибочно предположил, что рецепты скрывались под той же обложкой, что и наставления по мойке окон. Он забрал у нее книгу.
– Оденься для обеда к восьми, – бросил он в дверях. – Я забронировал столик в «Дурной славе». Будут мои клиенты.
Она пробежала за ним босиком весь холл. Догнала у лифта. Встав на цыпочки, поцеловала на прощание.
IV
Позже на той неделе со мной снова консультировались по поводу «Как пали сильные». Фредди позвонил мне из Нью-Йорка с невероятным вопросом: опубликовал бы я роман Анастасии Лоуренс безо всяких изменений? Я ответил, что я не редактор, и хотел было сказать, что к тому же не видел ничего, кроме начала рукописи, но он перебил меня и повторил вопрос, добавив, что никак иначе юная мисс Лоуренс опубликовать роман не даст.
Разумеется, все писатели сначала надеются поставить такое условие, но в конечном счете им не хватает наглости и убедительности. Я со своим первым романом не был исключением. Будучи уверен в собственной работе меньше, чем в желании ее опубликовать, я согласился с изменениями, от которых содрогаюсь по сей день. Мое эго все воспринимало неверно: не имели значения ни толпы, приходившие на мои чтения, ни пол-ящика газетных вырезок в шкафу – к тому же я потерял от него ключ. Нет, на самом деле важно было – точнее, должно было быть важно, – соответствие каждого предложения моему голосу, истинность каждой фразы. Я от этого отказался. Променял свой голос на шанс быть услышанным. Как и все, кого я читал.
И тут неожиданно является Анастасия Лоуренс, знавшая то, чего никто из нас не знал, или обладавшая тем, чего ни у кого из нас не было, и делает такое, чего никто из нас не смог, – отстаивает роман. Тогда я не был в курсе, что Хемингуэй почти за век до нее поступал со своими книгами так же – требовал от редактора не вмешиваться, – но даже знай я лучше историю литературы, сомневаюсь, что меня меньше впечатлила бы незаурядность ее позиции. Насколько цельно ее повествование – не суть, это казалось вторичным по отношению к бесстрашию, с которым она его преподносила. Мне не требовалось читать всю книгу, чтобы знать, как ответить Фредди, и вряд ли ему требовался мой совет, чтобы понять, как поступить с ее безрассудным требованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103