– Я тебя обожаю, – сказала Стэси, – ты мой самый лучший в мире друг.
Саймон уже закончил разговор с Халцедони. Его жена была занята, и он положил руку мне на плечо.
– Она тебе не в тягость? – спросил он, пренебрегая даже именем Стэси.
– Сейчас?
В то время, что ты с ней проводишь. Я и рассчитывать на такое не мог.
Мы хорошо ладим.
– Я знал, что ты повлияешь как надо.
– Думаю, Мишель с этим согласится, – сказал я, когда они с Анастасией к нам присоединились.
_ Я даже заметила, что из-за этого Джонатон снова пишет. – Она сжала мою руку.
– Честно? – спросила Анастасия. – Но он же никогда…
– …не должен больше написать ни слова, – вмешался Саймон. – Это условие «Пожизненного предложения», Джонатон. Моя репутация…
– …к делу не относится, Саймон. Я так рада, что…
– Но тут правда нечему радоваться, – заверил я всех. – Я ничего не пишу. Это просто безобидные заметки, даже не мои. Я покончил со своими…
– Не твои? – удивилась Мишель. – Как ты можешь писать не свое? Чьи же они тогда? – Она посмотрела на меня, потом на Анастасию, словно у той мог быть ответ. Анастасия пожала плечами, но ее румянец выдал, что она кое-что знает о чужой работе. – Твои заметки, Стэси? Джонатон пишет за тебя?
– Исследование, – сказала она, в смущении выдавая единственную правду, которая была совершенно неуместна, но могла прикрыть нас обоих.
– У нее есть вопросы, – объяснил я, не зная, как истолковать ее внезапный румянец, но понимая, что сейчас нужен Анастасии не меньше, чем она мне. – Вопросы относительно Талмуда, на которые я могу ответить лучше, чем она.
– Почему тебя интересует иудаизм? – спросил ее Саймон. – Тебе мало быть писателем? Теперь ты еще и еврейка?
Она так очевидно и сильно вспыхнула в ответ, что я сказал якобы от ее лица:
– Это для новой книги, для ее персонажей.
– Чтобы понять твое прошлое, – вдруг выдала она.
– Откуда мне было знать? – сказал он, крепко обнимая жену. Улыбнулся ей, сжимая объятие. – Она никогда не говорит мне о новом романе, будто ничего и в помине нет. Как мне было понять, что речь обо мне? И как роман, хорош?
– Анастасия может справиться с чем угодно, – сказал я.
– По крайней мере, вместе с Джонатоном, – уточнила Мишель.
Саймон уставился на нее.
– Нам пора идти, – сказал он, – пойдем, Анастасия. Ее рука скользнула по моей.
– Пока, – сказала она нам и последовала за мужем домой.
Пока Саймон раздевался, Стэси забралась в постель прямо в костюме.
– Так нельзя, Анастасия, – сказал он. – Ты будешь помятая.
Тогда она встала и пошла в ванную. Там она не столько освободилась от одежды, сколько позволила ей упасть со своего скелета. В обхвате она была уже не больше готического шпиля. Все висело на этих узеньких плечах, незаметно подколотое английскими булавками. Обнаженная, она заглянула в зеркало и увидела себя маленькой девочкой. Она подросла, это верно, но, встав на весы, обнаружила, что почти сравнялась с собой в детстве: по весу она почти вдвое уменьшила возраст. Она достала из корзины большую фланелевую рубашку. Как и рабочая одежда ее отца во времена жизни дома, эта рубашка полностью скрывала ее, принимая в свои теплые объятья даже ее озябшие пальцы. Она отперла замок на двери ванной. Муж был уже в постели.
Он не спал.
– Иди сюда, – сказал он. Она взяла сигарету и спички с комода. – Нет, оставь их. – Она подошла туда, где он лежал. Наблюдала за ним и ждала. Он потянулся к ней. Притянул к себе в кровать. Но когда он целовал ее, она лишь смотрела на него через очки. Он снял их. Навалился на нее сверху, как был, в пижаме. Попытался стащить с нее Рубашку.
– Пожалуйста, – попросила она, отцепляя его ладони от своего тела. Он направил ее руки к своей промежности. Она нащупала член в разрезе пижамы – слишком вялый, чтобы пробиться через просторную одежду. – Что ты собираешься с этим делать? – спросила она, сжав его, яички и прочее и засунув обратно в пижаму. Потянулась через него, чтобы выключить свет.
В темноте он приподнялся ей навстречу. Ее холодной рукой достал свой пенис из пижамы и, снова взобравшись на нее, засунул ей между ног.
– Мой собственный писатель, – прошептал он. И начал раскачиваться на ней, совершенно невпопад, с закрытыми глазами и гримасой, которую выучился надевать, чтобы демонстрировать удовольствие, столь же чуждое ему, как ей – писательство. Он стиснул ее худое тело. Часто и тяжело задышал, примерно так, как дышат мужчины в приближении кульминации. Предполагалось, что она должна делать то же самое, хотя бы для того, чтобы симулировать оргазм в унисон. Но что-то ее удерживало. Она не отрываясь смотрела в потолок, лишь бы не видеть мужниного спектакля. Она не шевелилась, даже не дышала. Он неуклюже бился на ней, как рыба, вытащенная из воды, которой жена, признаться, нужна была как зонтик.
– Ты скоро кончишь? – уточнил он.
– Я… я уже, – ответила она.
Он остановился на середине толчка. Откатился на свою сторону кровати.
– Хорошо, – сказал он. – Почему ты сразу не сказала?
– Не хотела останавливать тебя, дорогой, – ответила она. – Тебе, похоже, так нравилось.
– Не надо стервозничать.
– Я всего лишь хочу того, что нравится тебе.
– Этот педик Халцедони Боулз отвесил тебе пару комплиментов, и теперь ты уже слишком хороша для меня?
– Я твоя покорная жена. Я сделаю все…
– Например, поставишь меня в идиотское положение на людях? Мы повесили вас в ванной?
– Не я повесила туда этот постер.
– Эстамп, Анастасия. Иногда мне кажется, тебе вообще плевать на все, что меня интересует.
– Ты ничего мне не рассказываешь. Тебя вечно нет дома. У тебя есть Жанель.
– Сегодня вечером я был с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103