Я не соврал, сказав, что нет.
– Как ты, вероятно, знаешь, роман обо мне. Меня беспокоит, Джонатон, что могут всплыть некоторые нелицеприятные подробности моей жизни.
– Почему ты решил, что роман дурно с тобой обойдется?
– Я не говорю, что дурно. Моя жена меня любит. Но я допускаю, что она, возможно, не всегда правильно судит. Ей не хватает твоего такта. И я не уверен, что был в должной мере осторожен, если учесть, сколько я ей рассказывал.
– Но ее книга будет художественным вымыслом, Саймон.
– Если автор известен, люди читают книгу, как будто это реальные факты.
– Нет – если они умны.
– Такие еще хуже. Читают книгу как головоломку и собирают, как им вздумается.
– Тогда не важно, что попало…
– …и важно, что не попало. Я бизнесмен, Джонатон. Я даже не прикидываюсь художником. У меня есть только моя репутация, и я хочу ее защитить. Во благо Анастасии не распространять слухов, но, боюсь, она этого не понимает.
– Ты ей что-нибудь говорил?
– Она меня боготворит. Моя критика может повредить творческому процессу.
– Вот уж сомневаюсь.
– Но с тобой у нее рабочие отношения. Твоя помощь очень важна, ее невозможно переоценить. Я только прошу задать ей некоторые рамки… пристойности.
– О чем бы ты хотел, чтобы люди не узнали?
– Используй свою интуицию.
– Мою интуицию, Саймон? Я писатель, а не цензор.
– Слухи начинаются с упоминания непристойности или беспринципности.
– Сочинительство начинается с переработки непристойности и беспринципности.
– Я понимаю, это деликатное дело.
– Возможно, Анастасия – обуза для тебя.
– Я ценю, как ты обо мне заботишься, несмотря на вашу с ней дружбу, но ты должен помнить, что она моя жена.
– Что с последней частью аванса за ее новую книгу?
– Он уже потрачен. Но если ты сделаешь, как я говорю, то не пожалеешь о потраченном времени.
– То есть?
– Как редактор-консультант, ты, видимо, заслуживаешь небольшой доли авторских отчислений. Анастасии необязательно об этом знать.
– Мне бы не хотелось извлекать из нее выгоду.
– Тогда что я могу предложить?
– Мне нужно проводить с Анастасией больше времени.
– Уединиться где-нибудь?
– Хорошее начало.
– Я понимаю, как непроста, вероятно, эта работа – помогать ей в ее нынешнем состоянии писать новую книгу, особенно учитывая ожидания читателей. Но я боюсь, что могут подумать люди, если твое участие станет еще очевиднее.
– Очевиднее?
– Если люди будут видеть вас вместе.
– Хочешь сказать, они могут подумать, что…
– …вы сотрудничаете.
– А отсюда вновь непристойные слухи или беспринципные поступки.
– Ты понимаешь.
– По крайней мере, начинаю улавливать.
– Может, я смогу отправить тебя с Мишель в отпуск. Кики говорит, у нее есть возможность получить скидку на круиз в нетуристический сезон. Возьмешь с собой работу Анастасии. Твоя невеста погреется на солнышке. А когда вернетесь, скажешь моей жене, что делать. Тебя она послушает.
– У меня нет невесты, Саймон.
– Мишель за тебя не выйдет?
– Мишель – не единственная, чье согласие требуется.
– Она независима.
– Как и я.
– Ты ждешь другую женщину? Я просто не знаю, что может быть лучше для тебя. Мишель делает карьеру.
– А Анастасия – нет, – заметил я. – Почему ты не женился на Мишель?
– Наверное, мозгов не хватило.
– Ты бы и сейчас предпочел ее?
– Я люблю Анастасию.
– Почему?
– Потому что она моя жена, Джонатон. Это и ожидается, это и значит любить. У меня успешный бизнес, поэтому, сам знаешь, я не сентиментален. Но у меня есть чувство долга и долг чувствовать к Анастасии все, что она чувствует ко мне. Мы связаны взаимной ответственностью.
– И ты никогда ей не изменишь?
– Чем бы я ни занимался, я это делаю ради нас обоих как договорного союза. Если мне что-то нужно, мне это нужно для нее, потому что она… нужна мне. – По-моему, я никогда раньше не видел, как он краснеет. – Все это сплошная тавтология, прими на веру, и все. Если ты женишься на Мишель, тебе не придется мучиться этими бесполезными вопросами, Джонатон, и не исключено, что ты сможешь написать собственный роман.
В тот вечер Анастасия задержала меня допоздна, уверенная, что Саймон знает о нашем романе и собирается ее бросить. Она заставила меня повторить весь разговор и отнеслась к нему с такой дотошностью, что объект ее изысканий можно было принять за литературу.
– Подтекст становится ясен, когда мы рассматриваем, как он относится к Мишель, – объяснила она, и хотя ей пришлось согласиться, что Саймон не отличит подтекста от притворства, она все равно отправила меня домой, не поддавшись ни единому обличительному поцелую.
Когда я приехал к Мишель, она, видимо, уже некоторое время была дома. Мебель стояла криво, ящики и полки в беспорядке, а Мишель, не переодевшись после работы, сидела на стремянке в кладовке, роясь в старых папках с рецептами.
– Снова решила заняться кулинарией? – спросил я. Она пожала плечами. Я взял у нее из рук пластиковую коробку для файлов и поставил ее на пол к остальным. Выглянул в гостиную. – И дизайном интерьеров?
– Кажется, я кое-что потеряла и пытаюсь найти.
– Что ты потеряла, Мишель?
– Может, кольцо.
– Зачем ты хранила его вместе с рецептами?
– Я уже везде искала.
– Но не нашла? То есть вообще ничего не увидела?
– Ничего хорошего. Ты сегодня был с ней?
– С кем?
– С Анастасией. С кем еще?
– Я виделся с Саймоном.
– Я знаю.
– Да?
– Он мне звонил. Спрашивал, не находят ли другие, что в том, сколько времени вы с ней проводите, есть что-то непристойное. Сказал, что ты предложил уехать с ней на неделю, но он беспокоится, что люди подумают.
– И что ты ответила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103