Сила черных намного превосходит белую культуру, которая зиждется на школе, морали, на принципах и, безусловно, заслуживает внимания, тогда как blacks растут в условиях более богатых и сложных традиций, чем наши. Культура тела, магия и искусство – все это получило у них большее развитие. Отсюда и большая способность к преодолению собственного «я», повышенная чувствительность и мечтательность. Блин, да почитайте Клода Леви-Стросса!
Девушки уходят, а я обращаюсь к Арно:
– С какой из них ты хотел уйти?
– Я не клею их, я обмениваюсь мыслями.
– А, так значит, теперь тебе нравятся черные?
– Мне надоело быть белым.
– Не, у меня… Черные не моя фишка. У меня скорее теннис.
– Ты расист, что ли?
– Да, но в хорошем смысле этого слова.
– Мне рассказывали, что в Литве есть один бельгиец-мусульманин.
– Не понимаю.
– С сегодняшнего вечера я решил изменить цвет.
– Так ты типа Мишель Либ для публики попроще?
– Именно… А ты вроде Пьера Башле -девственника.
– У тебя не найдется К?
Мы ищем Джозефа, а он «пудрит себе нос» на углу стеклянного столика. Он предлагает нам полоску коки, и, поскольку кока отменная, мы затягиваем ее в наши носовые пазухи и чувствуем, что вставляет по полной программе. Джозеф – административный директор в журнале мод, он super clever. У Джозефа красивейшие глаза. Я чувствую чью-то руку на своем плече и оборачиваюсь. Мне что-то пытается сказать Бенжамен, но я ничего не слышу. Он орет мне прямо в уши, что только что приехал Человек-невидимка.
Я говорю ему, что чувствую себя паршиво. Он улыбается. Я хочу съесть пирожное-мадленку от Commercy, но у меня не получается. Мадленка выскальзывает благодаря пластиковой упаковке.
Сабрина танцует в одиночестве, далекая и красивая. Слишком красивая. По моим вискам стекает пот, похожий на желе. Мне кажется, что я пустая баночка из-под «Нутеллы».
Отступление
«По департаменту наши показатели составили более 50,6 %. Это значит, что проголосовали 35 315 из 70 000 зарегистрированных граждан. Если рассмотреть данные по каждому округу, то можно отметить следующее: в первом округе 56 % приняли участие в выборах, во втором – 39,17 %, в третьем – 49 %. В прошлом году общий показатель по департаменту был менее 36 %».
Глава следующая
Я бегу к выходу, размахивая пилочкой для ногтей, и понимаю, что блондин по имени Майкл Двин Фаер Страйкер пытается от меня сбежать. Коридор ведет прямо на кухню, а кухня выходит в парк. Я не позволю ему вот так взять и смыться! Он бежит передо мной на расстоянии десяти метров и благодаря своим кроссовкам Nike легко преодолевает стену. Я следую за ним и падаю в яму. Моя щиколотка производит странный звук. Я издаю крик, но потом поднимаюсь, несмотря на боль.
В тот момент, когда я поднимаю голову, на полной скорости подъезжает автомобиль и со всего размаху наезжает на беднягу Майкла. Его отбрасывает метров на пятнадцать. Машина останавливается. Слышно, что в ней слушают Херби Хэнкока по МРЗ-плееру. Водитель снова отправляется в дорогу и исчезает в ночи, как Зорро, показывая палец в окно.
Небо разряжается крупными холодными каплями дождя, а я ковыляю к телу, лежащему на шоссе в странной позе. От удара, должно быть, сломался позвоночник.
Дождь и кровь стекают в яму, образуя небольшую канаву. У человека открыты глаза, он вроде бы дышит. Я пытаюсь поговорить с ним:
– С рыбалки?
– Мне больно.
– Что ты несешь?
– Я умираю!
– Нет…
– Я подыхаю, помогите мне, вызовите скорую!
– Вызовите что?
– Скорую!
– Зачем?
– Чтобы отвезти меня в травмпункт, идиот! Куда еще можно меня везти?
– Слушай, думаю, нам лучше остаться здесь, а? Вдвоем, как влюбленная парочка. Думаю, ты уже натворил достаточно глупостей.
– Я ничего не сделал!
– Хочешь жвачку?
– Да… Неплохо бы.
– Открой рот.
– Спасибо.
– Жуй хорошо… Почему ты так на меня смотришь?
– Мне больно.
– Мне тоже больно, я свернул лодыжку.
– Я не хочу умирать.
– Как так?
– Ну не хочу умирать, и все!
– Никто не хочет умирать.
– Почему? Я знаю таких людей.
– Да, а кто? Перечисли имена, посмотрим.
(Он думает.)
– Фабрис.
– Кто это такой?
– Не знаю. Честно говоря, я просто так сказал: «Фабрис», но на самом деле не знаю его.
Проходит автор, который совершает ежедневный footing. Он здоровается по-шведски с двумя штрихами, которые ведут себя, словно играют в игру «Я держу тебя за бородку»; когда автор минует их, они возвращаются к прерванному разговору.
– Знаешь, когда я был маленький, я раскрашивал комиксы Манары. А еще «Ротрингом» рисовал девочкам волосы на пипке. Надо сказать, меня от этого здорово перло. Правда, я рисовал их столько, что в конце концов у девочек появлялись там целые заросли, и мне уже было никак.
– Жанн!
– Что?
– Мне кажется, что ты просто клоун.
Тут я залепляю ему по морде, потом еще раз и еще – раз двадцать, он при этом выглядит смешно, и вдруг я слышу, как что-то затрещало, мои подошвы начинают в чем-то вязнуть, я наношу ему последний удар – так, в шутку, – и тут… Бац! Его голова взрывается, как пакет с молоком. Так хочется погрузить палец в череп и попробовать на вкус его содержимое. Я достаю немного вязкой жидкости и подношу к губам. Вкусно. Немного похоже на белое игристое.
После этого я предлагаю Майклу сходить на пип-шоу, чтобы поразмять ноги и член. Мы уходим, держась за руки: мы влюблены, ведь мы вместе испытали сильнейшее ощущение.
Эпилог
В вафельном баре Йода со своими друзьями из африканской народности пель ест большое блюдо сангри и курит сигареты под паштет. Большой остекленный проем пропускает мягкий свет, который шарит по лицам сидящих едва уловимыми бледно-голубыми и оранжеваты-ми отблесками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27