Но в то же время он не может просто пожать плечами, видя его странные выигрыши. Особенно его раздражает этот полюбившийся отцу фокус с монетами. Когда они сталкиваются в коридоре, Великий Оливарес подбирает рукав, показывая свою пустую руку, сжимает кулак и тут же снова его разжимает, и между пальцами его торчат четыре монеты.
С того дня, как они с Фридрихом побывали в кино, Звездочет больше не берет денег, и на темных поверхностях всей мебели в доме растут нетронутые башенки блестящих монет. Отец иронически принимает молчаливую, героическую и мучительную подозрительность мальчика.
Однажды ночью, в час, когда крысы из сточных канав разминаются на набережной, Звездочет наблюдает из окна за отцом, вышедшим из дому разряженным как никогда. У подъезда его ждет Дон. Они обнимаются так, будто встретились в раю. Черепашьим шагом, обнявшись, они проходят расстояние до автомобиля, который ждет их неподалеку со включенным мотором.
В эту ночь он ждет его, не засыпая, сам не зная почему. Великий Оливарес, как все маги, чувствует себя в окружении тайны как рыба в воде, а еще он любит жонглировать словами – поэтому совершенно невозможно вытянуть из него, чем он собирается заниматься, и остается лишь терпеливо ждать завершения очередного трюка. Но Звездочет уверен, что отца подстерегает опасность, и боится за него.
На рассвете парочка возвращается. Их обувь в глине, а в руках огромный тюк, поверх которого они нежно смотрят друг другу в глаза. Тюк немедленно запирается на ключ в башенке. Замок содрогается и стонет: лет пять никто им не пользовался.
Потом еще какое-то время они проводят вдвоем в гостиной, и шум, который оттуда доносится, похож на звук волн, набегающих на берег. Звездочету в своей комнате некуда деваться: он слушает влажные и бурные порывы отцовских слов, произносимых с прерывистым дыханием человека, который то тонет, то выныривает на поверхность. Отец превозносит ее серо-голубые глаза, говорит, что поцелуи ее сладки как мед, сравнивает дрожь ее талии с дрожью тополя на ветру и упоминает ее волосы, опутавшие его тело, будто золотыми нитями. Но что больше всего удивляет Звездочета – то, что она не называет отца по имени. Она обращается к нему «Фракман», и это еще больше подстегивает воображение мальчика. Потом женщина с персиковыми волосами уходит, и воцаряется тишина.
Утром, почти не уснув, отец поднимается, моется, меняет одежду и при этом лихо насвистывает вульгарное танго. Потом он с язвительным и вызывающим выражением на лице извлекает из воздуха так много монет, как никогда. Звездочет уходит от него, но Великий Оливарес преследует его по всему дому и насильно вталкивает ему монеты в карманы, которые неприятно отвисают под их тяжестью.
Звездочет бунтует и ополчается на него с искренностью человека, который всегда жил с ним бок о бок и именно от него научился многим прекрасным вещам, от него узнал о магии жизни – от того, кому вынужден сейчас противостоять.
– Перестань! – кричит он отцу. – Это все неправильно.
– Что неправильно?
– То, что ты делаешь, ничего не стоит. Это отдает трюкачеством. Это не идет ни отсюда и ни отсюда. – Звездочет с силой хлопает себя по животу и по голове.
– Повтори то, что ты только что сказал. – Великий Оливарес упирает свою единственную руку в бок и гордо выгибает шею над воротничком. – Я тебя не расслышал.
– Да что это фарс! Это неправильно. Один раз ты мне объяснил, как получить монеты. Ты мне тогда сказал, что если маг сам первый не удивляется своему фокусу, магия превращается в самодовольную демонстрацию ловкости рук. Вот это ты сейчас и делаешь.
Великий Оливарес прищуривается. Как у любого артиста, у него болезненное чувство собственного достоинства. Он напыживается, раздраженным жестом заставляет исчезнуть между пальцами последние из появившихся монет.
– Засунь свои оценки себе в задницу, – кричит он. – То, что ты презрительно называешь ловкостью рук, мне стоило годов тренировки. Я ухожу. Я достаточно услышал.
– А кроме того, когда у тебя деньги, ты делаешь глупости, – добавляет Звездочет, прежде чем Великий Оливарес завершает дискуссию хлопком двери.
Несколькими минутами позже в доке Королевы Виктории происходит ужасный взрыв. Английское торговое судно «Седбери» взлетает на воздух, а его место на водной поверхности затягивается коростой мертвой рыбы. Рядом начинает гореть «Ромэу», испанский пароход, груженный мешками с серой и бутылками сидра, и столб дыма, как гигантский призрак, разгоняет стаи пеликанов и бакланов. В море плещется окровавленный пузырь вырванного глаза. Карабинеры толпятся на гребне волнореза, не зная, что делать, и чешут потные затылки.
Великий Оливарес возвращается домой, отряхивая пыль катастрофы. Будто ничего не произошло между ними. Он смотрит на Звездочета с полусонным-полуудивленным выражением, какое всегда предшествует у него очередному фокусу. Взгляд его непроницаем. Но рука его неподвижна. Вдруг совершенно неожиданно он разражается сумасшедшим хохотом, который наполняет комнату так же, как всепроникающий запах жженой серы.
– Умеешь хранить секреты? – спрашивает он Звездочета, когда смех гаснет на его губах, как на краю бездны. – Тогда идем.
Он подталкивает его к башне. Не так просто открыть заржавевший замок. Жалюзи закрыты, и темно, как в кувшине; запах серы еще не проник сюда.
Великий Оливарес зажигает свет и улыбаясь показывает на тюк, покрытый старым одеялом и задвинутый в угол за табурет. На полу все еще можно различить отпечатки его пробковых подошв, выпачканных глиной, и следы от каблучков Дон, похожие на лапки чаек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78