Попутно он в мыслях благодарил маму за детский сад с английским языком, за учителей и курсы. Спасибо, мама, – шепнул про себя Пипо.
– Старик, ты представить себе не можешь, – продолжал Пипо уже в «Блато», за четвертой лозовачей, – как я увлекался on the road прозой. Я хотел стать хорватским Kerоuac'ом. Сам знаешь, выбираешься на road и – полный вперед! Я пробовал, но не получилось. Нет у нас таких roads, а кроме того, в своем «фичеке» я бы никак не смог во все это вжиться, хоть тресни! Да и куда ехать?! В Вировитицу?! Сечешь теперь, в чем разница?
– Секу, – неуверенно сказал Марк. Вероятно, он не сек, что «фичек» – это самый маленький «фиат», а Вировитица – провинциальный городишко, но Пипо говорил с таким жаром, что Марку было просто жаль его прерывать.
– И потом еще одна вещь… – продолжал Пипо, – у нас вообще нет ich-формы. То есть есть, но используется очень редко.
– А что это такое – ich-форма? – вынужден был спросить Марк.
– Когда пишешь от первого лица, от «я».
– Секу. Я всегда пишу от «я».
– Да не надо мне это объяснять, старик. Знаю я это, знаю. Но у нас это встречается редко. Я, например, не могу написать фразу так элегантно, как старик Kurt Vonnegut: «Я всего лишь старый пердун со своими воспоминаниями о Cape Cod, который курит сигареты „Pall Mall"». Сечешь?! Если бы я написал: «Я старый пердун из Вировитицы, который курит „Драву"», все бы просто умерли со смеху… – сказал Пипо и махнул рукой, как будто отгоняя муху. Он опять бессознательно упомянул несчастную Вировитицу, которая ни за что ни про что попала ему сегодня под горячую руку.
– …Воздушный шарик иллюзий сразу же лопается, в этом все дело, – продолжал он.
– Секу, – автоматически подтвердил Марк.
– Или, например, напишу я фразу: «Сегодня в „Блате" я встретил Перо», – сказал Пипо, опять махнув рукой, видимо вдохновленный встречей с упомянутым Перо, – весь Загреб начнет строить догадки, кто этот Перо, и в конце концов каждый решит, что Перо – это он сам и есть. Сечешь?! У всех у нас комплекс неполноценности. Мы же просто провинциалы! Ведь когда Vonnegut жахнет от своего первого лица на полном интиме всю свою автобиографию, это звучит убедительно и здорово, совсем не так, как когда я напишу, что встретил Перо. Может, одному только Vonnegut'y и было бы интересно, конечно, если бы только он мог меня прочитать, что вот я – Пипо – сегодня встретил Перо… – окончательно запутался Пипо. Вышеупомянутый Перо, видимо, почувствовав, что говорят о нем, снова прошел мимо них, глянул на Пипо, и Пипо еще раз приветственно махнул ему рукой…
– Я думаю, ему было бы интересно, – сказал Марк. – Слушай, а давай пойдем еще куда-нибудь?
И Пипо и Марк направились по улице Гундулича в сторону Илицы. Они зашли в кафе «Корзо» и заказали еще по одной лозоваче. Пипо чувствовал, что завелся и не может остановиться…
– Потом, смотри, еще одна вещь, – продолжал он, – знаешь ли ты, сколько здесь еще осталось соцреализма? Я имею в виду главным образом этот… ну, подсознательный, – сказал он и оглянулся вокруг, как будто соцреализм стоял у него за спиной и дышал в затылок.
– Это хорошо, – с чувством сказал Марк. – Я тоже соцреалист. Только другой, грязный.
– Ладно, не валяй дурака!
– Ага.
– И что ты делаешь? Я имею в виду, что это такое?
– Описываю жизнь. В деталях. Страшное дело… Мрачно… – спотыкаясь на словах, сказал Марк.
– То есть как бы мусорный бак? – живо заинтересовался Пипо.
– Как ты догадался? Моя последняя книга именно так и называется – «Мусорный бак»!
– Феноменально! – с завистью сказал Пипо. – Видишь, об этом я тебе и толкую все время! У вас уже все есть! Сечешь? Это оно самое и есть! Вот это страна!
– Ага! Я ее люблю… – промямлил Марк.
– Кого? Свою страну?
– Ну да, и свою страну…
– Ты что, сумасшедший? Кто же любит свою страну? Своя страна для того и существует, чтобы ее не любить. Сечешь?
– Нет, – сказал Марк.
– Это же комплекс, что-то вроде отношения мать – сын.
– Но я и свою маму люблю, – сказал Марк.
– Ты, старик, не сечешь, – отмахнулся от него Пипо.
– Ладно, а почему ты ее не любишь, я имею в виду твою страну?
– Я же говорю тебе, это комплекс, – сказал Пипо и смутился… – Потому что она воняет луком и чевапчичами…
Тут Марк уставился на Пипо и смотрел на него так долго, что тому даже стало неуютно, а потом внятно произнес:
– Я хочу есть…
Пипо и Марк вышли из «Корзо», пошли по Илице, затем свернули на Дежманову и двинулись к ресторану «Дубравкин пут». И пока они пили очередную лозовачу, сейчас уже в качестве аперитива, и ждали заказанную еду, Марк, несомненно утомленный разговорами, вытащил из кармана маленький бинокль и направил взгляд на ближайшие деревья.
– Что это у тебя? – осторожно спросил Пипо, который вдруг почувствовал себя одиноким.
– Бинокль. Для bird-watching.
– На что ты смотришь?
– На птиц.
– Просто так?
– Просто так… – пробормотал Марк, не отрываясь от бинокля, вытащил из кармана маленький справочник, на котором было написано: «Европейские певчие птицы», и положил его на стол.
– А откуда ты знаешь, которые певчие? – спросил Пипо, перелистывая справочник.
– Из книги, – сказал Марк, продолжая блуждать взглядом по деревьям и кустам.
Вот что такое амер, разозлился Пипо. Ожидая заказанную еду, он вытаскивает себе спокойненько свой дурацкий бинокль и пялится на птиц. Плевать он на все хотел. Пипо почувствовал себя лично обиженным представителем родных, отечественных певчих птиц, словно и сам был пернатым… Балканский воробей. Амеру хорошо! Он привык к тому, что заказанную еду принесут. И поэтому он спокоен. А Пипо все время в напряжении, потому что у него такое чувство, что за всем он должен следить… И за официантом, чтобы тот не сунул ему палец в суп и не обсчитал;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69