Почему ты это скрывал?Балчев побледнел, челюсть его дернулась, и он погасил сигарету.– Ясно, аптекарша… Что тебе сказать, брат, приберег я эту историю, но несмотря на все я чист, чист – понимаешь?– Симеон, ты отдаешь себе отчет в последствиях такого поведения?! Чего ты боишься, если так уж чист?Балчев медленно приходил в себя.– Майор, давай разберемся по-человечески. Анетта мертва, я ее бывший – повторяю – бывший любовник. Разве не естественно с моей стороны избегать лишних подозрений?– Что за детский лепет? Ты что, думал, ваши отношения могут остаться для нас тайной?– Ничего я не думал… Просто сработал инстинкт, ошибка вышла.Балчев опрокинул еще одну рюмку.– А сейчас я тебя попрошу освободиться от любых инстинктов, я понятно выражаюсь?– Сглупил я, признаюсь, – простонал Симеон. – Все тебе расскажу, от А до Я.Станчев помолчал, что-то обдумывая.– Где и как познакомились – только точно!Балчев подробно рассказывал, а следователь мысленно сверял факты, все совпадало с показаниями Ваневой.– И дошли до беременности, которую ты тоже предпочел скрыть. Почему?– Майор, это не имело ничего общего с концом, уверяю тебя.– Откуда такая уверенность?– Все очень просто: Анетта сделала аборт, это было давно, мы расстались, она – налево, я – направо, и с тех пор – хочешь верь, хочешь не верь – я к ней не прикасался.Станчев где-то вычитал: когда женщина понесет новую жизнь, во Вселенной что-то изменяется, – и тогда эта мысль произвела на него сильное впечатление.– Анетта хотела родить ребенка, она тебя любила. А ты?Старомодный тип, подумал Балчев.– Я знаю, что нехорошо возводить поклеп на мертвых. Но я, майор, не был уверен в ее чувствах, Анетта мне не намекала о ребенке, она не ожидала такого поворота событий – я, разумеется, тоже. И когда стряслась беда…– Беда?– Ну хорошо… случайность произошла. Зачем опять повторять, что у нас не было такого намерения, а она вдруг стала настаивать на этом ребенке.– Ты хочешь сказать, что она рассчитывала выгодно выйти замуж?– Я замечал в ней что-то подобное, и это меня отталкивало. Понимаешь, это было интуитивное ощущение, строившееся на мелочах.– Можешь припомнить что-нибудь конкретное?Балчев поморщился.– Сейчас расскажу – было это ночью, она прошептала мне на ухо: Симо, а не отправиться ли нам в субботу в горы, кстати прихватим одну мою подружку?.. Я сразу не сообразил, в чем дело, и спросил, почему не вдвоем, а с какой-то подружкой – это было уже после развода. Она же в ответ: а что в этом плохого, ты ведь не любишь играть в прятки?.. Тут я понял, что к чему, – Анетта переходила в атаку…– И что ты ей ответил?– Что я ответил? Слишком уж я беззаботен для игры в прятки, у меня душа нараспашку. Так и сказал, а она навалилась, и все пошло колесом… – они переглянулись. – Ты спросишь, как она обвела вокруг пальца? Ох майор, Анетта была коварной женщиной – чувственной, страстной, но и опыта ей было не занимать.– В сексе?– Именно. Но послушай, что было потом… В самый разгар она виртуозно отпрыгнула, как тигрица, свилась в клубок и прошипела: мы, женщины, нужны только для постели, не так ли, товарищ директор? На большее не пригодны… И повернулась ко мне спиной, – они снова переглянулись. Станчев ждал еще информации, и Балчев заметил про себя, что следователь – малый не промах. – Я, раздосадованный, отвернулся, что-то во мне оборвалось, потом расслабился и уснул. Сейчас внимание – кошечка подстерегала меня, она выждала, пока я погружусь в сон, и мигом вскочила на меня, я даже не успел опомниться… Думаю, что именно тогда…– Что тогда, Балчев?Симеон долил в рюмки.– Может быть, именно в ту ночь она зачала, в суматохе.– Странное определение.– Что в нем странного, майор?– Что близость с женщиной ты называешь суматохой. Явно, ты ее не любил.– Не совсем так – я увлекся. Анетта то швыряла меня на седьмое небо, то шмякала о землю, бывали сумасшедшие ночи, может быть, самые дикие…– Балчев, обрати внимание: именно в период этих диких ночей у тебя и появилась новая пассия, извини за термин. Это как можно объяснить?И об этом ему известно, снова скрипнул зубами Симеон.– Что было, то было, – пробормотал он. – Но поверь, я и сам никак не могу найти сносного объяснения.– Я из верующих, – Станчев с ностальгией вспомнил недавний разговор с дочерью. – Что было потом?– После аборта?– После зачатия.– Как тебе сказать… Она хотела оставить ребенка, это правда. Думаю, что она даже сильно переживала известное время. Но потом как ножом отрезала, и это был конец наших отношений.– Ей было известно о сопернице?– Вопросов не было, должно быть, не знала.– Так почему же – отрезала?– Поняла, что я не хочу ребенка.– И заводить семью?– Да, и семью. Ты прав.– И пошла на это в порыве оскорбленной гордости и отчаяния, не так ли?– В порыве оскорбленной гордости и отчаяния, хорошо сказано, но я еще добавлю – подчинившись трезвости взглядов. Анетта никогда не строила иллюзий, и это меня подсознательно отталкивало от нее – я это понял уже позднее.– Муки совести?– Называй, как хочешь, просто мне было не по себе. Чувствовал какую-то вину.– Из-за ребенка?– Ты этого ребенка слегка обожествляешь, майор. Да нет, просто по-человечески.– А ведь в жилах этого ребенка текла и твоя кровь!– В его – да, в ее – нет. Анетта оказалась не моей группы крови.Важное изречение, отметил Станчев.– Продолжай, я тебя слушаю. Балчев встал, чтобы поразмяться.– Майор, я вижу, ты меня подозреваешь… Как тебе объяснить, как тебе втемяшить, что у меня и мысли не было об убийстве? Я курицу зарезать не могу, никогда, даже во сне, меня и кошмары такие не навещают, слава богу… Уж если на то пошло, я ведь сам могу стать жертвой – да-да, по невниманию, рассеянности, из-за слабой самозащиты – как угодно, и это может случиться в любой день, но я, – Симеон уперся указательным пальцем себе в грудь, – я сам не способен на подобное, нет у меня этого в генах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44