– Значит, ты все же пытаешься?– Скорее, дело просто в предосторожности.– И скрытности.– Может быть, и так. А что тут плохого?– А ты любишь напускать туману.– С чего ты взяла?– Позволь незамужней женщине, да даже просто женщине, кое в чем разбираться.– Ну вот ты и начинаешь демонстрировать свой фракийский нрав… – Григор ласково пожурил ее, и она не заметила, как растаяла его улыбка: верхняя губа приподнялась и прикрыла углы нижней, образуя два властных изгиба. И лишь от крайне наблюдательного глаза не укрылось бы то обстоятельство, что именно в этот момент края его век также слегка опустились вниз.Однако Анетта не заметила в нем никаких перемен. Она язвительно-весело стреляла в Григора глазами.– Ну и что же дальше?– Прости за прямоту – вот ты мне не веришь, сомневаешься, а все же пустила к себе в постель. Как бы то ни было…Это звучало грубо, Анетта помрачнела.– Ах, вот оно что!Григор понял свою ошибку, однако не потерял самообладания.– Ты неверно меня поняла, Ани… Хочешь, я тебе признаюсь, что пожелал тебя еще с первого взгляда?– О, да! Особенно после того, как приценился ко мне! – взорвалась Анетта.– Это неправда, я и не собирался к тебе прицениваться.– Ну, извини. Я просто забыла, что вчера вечером тебя интересовали исключительно venena A, venena В…– Анетта…– Концентрация зла… Но своего все же добился! Григора не смутила эта внезапная вспышка гнева. – Анетта, ты забываешь, что сама меня пригласила. Это было правдой, унизительной и горькой. Неужели она перегнула палку?– И все же, чем ты занимаешься, если это не тайна?Григор ощутил, что от его ответа будет зависеть многое. И без колебания подал ей свое служебное удостоверение в зеленой кожаной обложке. Анетта держала его двумя пальцами, не раскрывая.– Прочти, ведь ты этого хотела?Она испытующе, все еще не остыв, посмотрела на него.– Раскрой и прочти: генеральный директор внешнеторгового объединения. Могу тебе назвать также номера своих телефонов. И номер служебной машины. И фамилию своей секретарши, ее зовут Горева, и я с ней не сплю…– А ты груб!В этот миг к столу подлетел воробей, он опустился на самый краешек и принялся с любопытством озираться по сторонам. Оба вздрогнули от неожиданности и уставились на этого непрошеного и явно оголодавшего гостя. Анетта растаяла, принялась называть воробушка ласковыми словами, а Григор мягко пытался сдержать ее порыв, чтобы не спугнуть их пернатого миротворца, накормить его хотя бы крошками. Он отщипнул кусочек хлебного мякиша и ловко подкинул его воробью, тот подскочил, но снова опустился на стол и принялся клевать с бешеной скоростью. Они все еще возились с птичкой, когда над заливом проревел громовой бас, вспарывая небеса и рассыпаясь над темными водами. Воробушка как ветром сдуло, и он больше не появлялся.Григор поднялся, притянул к себе Анетту и властно впился в ее губы. Они не слышали, как во второй раз по-львиному взревел отчаливавший от пристани, огромный и расфуфыренный, как принцесса, танкер. Рядом с ним, подобно утопленному в море видению, плыло его светящееся отражение. * * * Розалина проснулась среди ночи без видимой причины. Дом спал, в комнате стояла плотная тишина. Она потянулась в постели, издала тихий мяукающий звук и вышла на балкон. Струившийся со стороны полноликой луны млечно-синеватый свет окутывал спящий город холодным маревом. Она легла животом на перила, вытянула руки и застыла… Если бы у меня были крылья, подумала она, я бы вспорхнула и приняла бы лунную ванну над заснувшим городом. А для этого стоило заиметь крылья, хотя бы на время.Только сейчас она вспомнила сон, от которого внезапно проснулась… Да, Иван. С той ночи он не давал о себе знать, словно сквозь землю провалился. Сон раскопошил и оживил впечатления той ночи, подстегнул плоть и взвинтил нервы. Да, еще была лошадиная доза алкоголя… Нет, не в этом дело. Тома перегнул палку, и Ивану не дает покоя ревность, еще тут Эмма со своими армянскими прелестями, во всех бушуют страсти, кроме нее самой, но спектакль вышел серьезный, жуткий, погрызлись здорово, но вот только из-за чего, она плохо помнила…Она выгнулась, как лук, упершись руками в парапет… Иван больше не появится. Эх, было дело, когда он зацепил ее саксофоном и извинился от имени инструмента. Потом они отправились пить кофе – охо-хо! Хорошо, но потом Иван стал комсомольским вожаком – собрания, агитбригады – а она пропускала то одно, то другое, тоже мне – полонезы и мазурки для старушек и солдат! Но Иван – такому только попадись – затащил ее однажды в комитетское дупло, где на стенах криво висели портреты Добри Христова и Людвига ван, ну да, именно… Ты, говорит, что себе думаешь?.. А ей вообще нечего было думать, вот она и ответила: а чего тут думать? А он: верно, думать тут нечего, надо исполнять. Выносим тебе выговор, а в субботу чтоб была на агитбригаде, там-то и там-то, у черта на рогах. Она помнила, как рассмеялась ему в лицо, в самые веснушки под левым глазом, которые потом она так любила целовать… Занимайся-ка ты, Иванушка, своими мероприятиями, а меня оставьте в покое. И лучше поправьте портреты, особенно бай Добри у вас лихо перекосился, не дело это… Тут Иван как вскочит: ты, кричит, кисейная барышня, знаешь, что тебе будет?!… Простофиля. Без тебя прекрасно знаю, что я – кисейная барышня, но тебе, комсомольскому запевале, лучше дуть в свой саксофон и путать бемоли с диезами!.. Это я путаю бемоли с диезами?.. Ты, говорю, и смотрю ему прямо в глаза – знаю свою силу. А он… да, он меня ошарашил, признаюсь. Выпалил такой смачный, хоть на вид и невинный глагол в вопросительной форме, что она даже покраснела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44