Когда начался прилив и громадная волна сняла нас с мели, все вознесли хвалу Господу.
Жестокая буря наконец улеглась, и урон стал виден невооруженным глазом. Домашний скот бросился в воду и уплыл на берег, а повреждения киля были столь велики, что в трюм хлынула морская вода. Галеты, рис, зерно, семена для посадок – не уцелело ничего.
Теперь о том, чтобы выращивать урожаи и самим себя прокормить, не шло и речи. Колония с населением более сотни душ попала в полную зависимость от милосердия туземцев.
Невероятными усилиями „Тигр“ и остальные корабли были восстановлены. Мы вновь загрузили их и прошли еще десять лиг к северу, до большого промежутка между отмелями. На этот раз корабли оставили на безопасном расстоянии от берега, после чего на шлюпках перевезли грузы в хранилище на Дальних отмелях, с тем чтобы позже переместить их на остров Роанок, где мы и собирались основать колонию.
Остров отличался плодородием. От любопытных испанских глаз его отделяли Дальние отмели, а от континента – полоска воды шириной около лиги. Последнее препятствие защищало нас от туземцев. Мы стояли на виду у их деревень.
С этого момента власть перешла к Ральфу Лейну.
Он построил на Дальних отмелях дом и наблюдал за продолжавшимся перевозом грузов с кораблей на Роанок. На севере острова была возведена крепость – около двух лиг в длину и пол-лиги в ширину. Точнее, не крепость, а некое сооружение из песка и бревен, которое не шло ни в какое сравнение с замками, знакомыми мне по моей Шотландии. Только после этого мы занялись устройством собственного жилья. Для джентльменов выстроили изящные дома, зато жилье, доставшееся матросам, солдатам и простым поселенцам, было еще более убогим, чем туидсмьюрские лачуги.
Я не стану описывать все наши беды. Джентльмены не работали, будучи заняты исследованиями, набросками и измерениями. А остальные колонисты отказались на них трудиться. Солдаты вели себя словно дикие звери. Впрочем, Ральф Лейн вскоре установил жесткий порядок. Не один солдат был повешен и остался гнить на дереве. Главными же нашими опасностями были голод, тающие запасы еды и отношения с туземцами, начавшиеся хорошо, но затем испортившиеся.
Все это время я был предельно внимателен: вдруг мне откроется истинная цель экспедиции? В том, что это как-то связано с присутствующими в ней джентльменами, я не сомневался.
Людей, менее приспособленных для выращивания урожая, рытья канав и строительства, нельзя было и представить. В безоблачные ночи мистер Хэрриот наблюдал за звездами. В одну из таких ночей меня и посетила эта мысль. Мы вышли к океану: я – с грифельной доской и фонарем, мистер Хэрриот – с градштоком и компасом. Он определял положение одной восходящей звезды из созвездия Тельца, которая называется Альдебаран.
– Сэр, – обратился я к нему. – Вы говорили, что для определения долготы вам нужны часы, которые показывали бы время в Англии, а его вы бы сравнивали с местным временем.
– Именно так, Огилви. – Мой наставник прищурился, определяя положение стрелки компаса. – А еще я сказал, что человека, построившего такие часы, ждут слава и богатство.
– Их не нужно строить! – радостно ответил я ему. – Они уже существуют!
Мистер Хэрриот оторвался от компаса. В тусклом свете фонаря я видел любопытство в его изучающем взгляде.
– Вон там, в небесах! – показал я на ущербную луну. – Разве не видите, сэр? В качестве часов можно воспользоваться луной! Ее движение по звездному небу подобно движению стрелок по циферблату. Если луна проходит какую-нибудь звезду в полночь для наблюдателя в Англии, а здесь это происходит в шесть часов вечера, тогда вот она, долгота! Четверть суток или девяносто градусов.
От радости я чуть не запрыгал. Мистер Хэрриот рассмеялся:
– Поостынь, Огилви. Зачем, по-твоему, нам с Кендаллом все эти наблюдения? Боюсь, твоя придумка не сработает. Мы не в состоянии с достаточной точностью предсказать движение луны относительно звезд. У нас даже нет достаточно точных карт звездного неба…
Разочарованный, я съежился. Но поражение лишь наполнило меня решимостью. Однажды я решу эту грандиозную задачу!
Я так и не смог понять, в чем заключалась тайная цель, и решил, что все прояснится, когда колония будет достроена. Еще я подозревал, что заговорщики решили разрушить ее изнутри: убийства продолжались, в наше сообщество проник страх. Разрастаться ему не давала только растущая враждебность со стороны индейцев.
Облегчение, даже радость охватила всех нас, когда убийца наконец был найден и задержан. Ни одно приключение из выпавших на мою долю в Америке не взволновало меня до такой степени, не отпечаталось в памяти так, как суд над нашим аптекарем, Абрахамом Роузеном».
ГЛАВА 27
«Черные облака громоздились одно на другое, вот-вот должен был ударить гром… И точно, когда я выходил от мистера Барлоу, неся в руке пачку его записок, далеко в океане ослепительно блеснула двузубая молния – от высоких облаков до самой воды. Океан бурлил, и темно-зеленые, увенчанные белой пеной волны ритмично били в песчаные отмели. Я мог разглядеть раскачивавшиеся мачты „Тигра“ и „Роубака“.
По утрам я, как правило, перерисовывал сделанные джентльменами наброски и расшифровывал черновые записи Хэрриота и Барлоу, но на этот раз мои занятия прервал Энтони Рауз. Он нес под мышкой какую-то толстую книгу. На его лице застыло решительное выражение.
– Оставь это, юноша. Тебя ждут другие обязанности. Сейчас же бери письменные принадлежности и отправляйся в часовню. Захвати побольше.
Член парламента исчез. Я едва успел собрать бумагу, перья и чернила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88