Явно, от других она уже получила поздравление.
– Я рада, что вы пришли, – просто сказала она, протягивая ему руку.
Грозеву показалось, что лицо ее слегка порозовело.
– София. – отозвалась госпожа Адельбург, восторженно глядя на девушку, – вы – само совершенство, а ваш возраст самая прекрасная пора человеческой жизни…
Девушка поцеловала ее в щеку. Лицо ее пылало румянцем, что еще больше усиливало радостный блеск глаз.
– Если вам здесь скучно, – обратилась она к Борису, – вы можете перейти в другой салон. Там господин Адельбург, вам, наверно, будет приятно поговорить с ним о Вене.
– Благодарю вас, здесь тоже подобралась интересная компания. Я бы хотел еще немного остаться.
Она глядела на него; Грозеву показалось, что девушка хочет что-то сказать, и он позволил себе задержать ее взгляд. Это неожиданно смутило Софию.
– Извините, – быстро произнесла она, – я должна идти к отцу. Нужно помочь развлекать гостей, одному ему не справиться…
И, дружески кивнув Грозеву, она стремительно направилась в другой конец салона.
Данов и мисс Пиэрс продолжали беседовать. Грозев огляделся – сегодня здесь собрался весь цвет города – поистине интересная и пестрая смесь, два мира – мир денег и мир крови. Грозев увидел Немцоглу. Гюмюшгердана, обоих Полатовых, Георгия Кацигру и его дочерей – самых ярых приверженцев всего греческого. Рядом с ними сидели представители рода Чалыковых, госпожа Гераклия Недкович, Кесяковы, учительница Рада Киркович – люди, которые страстно защищали все болгарское.
Грозеву показалось несколько странным, что люди, интересы которых непрерывно сталкивались на рынке и в школах, ныне сидели рядом, мирно беседовали, будто праздник заставил их заключить между собой какое-то временное и мимолетное перемирие. А ведь по сути, там, где эти два лагеря невольно соприкасались, возникали стычки. Из общего гула часто выделялись голоса учительницы Киркович и грекофила Мавриди, слышались реплики, которые спокойно можно было принять за вызов к той или иной стороне и которые заставляли вздрагивать представителей обеих сторон. Вздрагивая, люди предпочитали все же помалкивать, дабы не накалить и без того взрывоопасную атмосферу. Отовсюду доносились слова «Россия, казаки, перешли Дунай, сэр Эллиот, Сулейман-паша». Они словно отталкивались от стен салона, рассыпая вокруг себя ликующий звон и заставляя трепетать сердца собравшихся.
Грозев совсем спокойно воспринимал возбуждение окружающих, ибо оно означало патриотизм нотаблей. Смелость, рожденная обильной едой и хорошим вином, так же быстро исчезала, как и появлялась.
Грозев направился в другой конец салона. – Там стояла группа мужчин, среди которых он увидел братьев Апостолидисов, Палазова и хаджи Стойо. Заметив Грозева, хаджи Стойо поздоровался с ним, махнув рукой на турецкий манер. Борис ответил легким поклоном.
– Присоединяйтесь к нам, Грозев-эфенди, – позвал хаджи.
Грозев подошел поближе.
Штилиян Палазов разгоряченно убеждал:
– Но русские тоже умеют торговать, почему вы так уверены, что наши дела захиреют? Смею вас уверить, господа, что вы ошибаетесь… – Он самодовольно провел рукой по синему атласу жилета. – Да-а… Более того. В последнее время в России наблюдается такое развитие индустрии, о котором западные страны и мечтать забыли. И все это из-за свободного доступа внешних средств, перед которыми Англия, Пруссия и прочие торопливо захлопывают двери. – Палазов горько усмехнулся и прищелкнул пальцами: – Так что, господа, оборот, оборот определяет все…
– Все это так, милейший, но наш рынок в Анатолии, Шаме, – вот где, – отозвался хаджи Стойо.
– Да, господин Палазов, никто не может обеспечить Восточной Румелии такой простор, как это делает Османская империя, – поддержал его Георгиос Апостолидис.
Палазов снисходительно усмехнулся.
– Вы поистине удивительные люди… Рынки… Рынки открываются товарами… – Он слегка прикрыл глаза, а лицо его приобрело серьезное, даже холодное выражение. – Чего вы здесь взялись решать: турки, русские… политика… Все это переходное, временное… Но есть на свете понятия, вечные, как эта земля. Вот, возьмите, к примеру, товар. Разве есть для него преграды? Что может остановить его? Границы? Пушки? Порох? – Палазов отрицательно покачал толовой: – Никто! Товар может разорять царей и уничтожать государства. Даже если сам господь бог восстанет против него, товар и его сметет с пути. И воздвигнет нового бога. И вы, – он методически указал на каждого из присутствующих, – каждый из вас, будете молиться новому богу.
Он умолк. Лицо его раскраснелось, озаренное вдохновением. Хаджи Стойо не отрывал от Палазова изумленного взгляда. Потом медленно поднял к потолку перламутровые глаза-пуговки и не спеша перекрестился.
– Представители власти! – громко оповестил Жан Петри, проходя мимо.
Все обернулись. Грозев увидел, что по лестнице поднимаются Амурат-бей и еще какой-то офицер в форме полковника артиллерийских войск.
– Это Хюсни-бей из Стамбула, – сказал Никос Апостолидис, довольный тем, что единственно он может осведомить присутствующих.
На Амурат-бее был темный фрак, еще больше подчеркивающий его суровую и мрачную внешность. Серебристые волосы на висках выгодно оттеняли его загорелое лицо, придавая ему особую изысканность.
Он подошел к Софии и поздравил ее. Затем, сдержанно поклонившись присутствующим, прошел в соседний салон, беседуя о чем-то с Аргиряди.
Раздался звук открываемых бутылок с шампанским. Шум голосов усилился. Лакеи обносили гостей огромными подносами, уставленными всевозможными восточными лакомствами и чашечками с дымящимся кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130