Подумав об этом и представив, как он начищает ботинки в своей мерзкой хибаре, как просовывает ноги в неудобные тесные брюки, застегивает ремень, надевает носки, а потом стоит в ванной перед зеркалом, оценивая результат своих усилий, я почувствовал, как меня захлестывает волна жалости и к себе, и к нему; мне стало очень грустно оттого, что мы так далеки друг от друга. И ужасно захотелось помочь ему с фермой.Но я знал, что это невозможно, как бы мне этого ни хотелось, и, когда днем я обговорил это с Сарой, она согласилась со мной.– Он должен уехать, Хэнк, – сказала она. – Не может быть и речи о том, чтобы он остался.Мы сидели у камина в гостиной. Сара опять вязала, и, когда она говорила, спицы негромко постукивали, словно переводили ее слова на азбуку Морзе.– Ты должен заставить его понять это.– Знаю, – кивнул я. – Но там я не мог этого сделать. Скажу ему обо всем в понедельник.Она покачала головой.– Не говори, пока не возникнет необходимость.– Что ты имеешь в виду?– Со временем он может утратить интерес к своей затее.Я понял ее позицию; она боялась, что мой отказ настроит Джекоба враждебно по отношению к нам, толкнет его к Лу. Я хотел было поспорить с ней, сказать, что не стоит опасаться Джекоба, что он все-таки мой брат и ему можно доверять, но вдруг понял, что у меня нет весомых аргументов, нет солидных, объективных доказательств его преданности. И потому мне не оставалось ничего другого, как сказать:– Жаль, что мы не можем помочь ему с фермой. Спицы замерли, и я почувствовал на себе взгляд Сары.– Он не может здесь оставаться, Хэнк. Это погубит нас.– Знаю. Я просто сказал, что мне жаль отказывать ему в помощи.– Тогда возьми с него обещание, что он уедет. Только так ты сможешь ему помочь.– Но что он будет делать, Сара? Ты об этом подумала? Ему ведь некуда ехать.– У него будет миллион долларов. Он сможет поехать куда угодно.– Только не туда, куда хочет.– Совершенно верно, – подтвердила она, кивнув.Спицы вновь замелькали в ее руках.– Я всегда плохо относился к Джекобу, – проговорил я, – даже когда мы были маленькими. И мне кажется, будто я всю жизнь предавал его.– Можно подумать, он очень много сделал для тебя.Я пропустил ее слова мимо ушей. Она меня не понимала.– Когда-то я относился к нему почтительно, – продолжал я. – Но только до той поры, пока не пошел в школу, где стал свидетелем того, как над ним издеваются из-за его полноты. Тогда я начал стыдиться того, что он мой брат. И смотреть на него свысока. Он знал это, чувствовал перемену в наших отношениях.Спицы продолжали постукивать.– Это вполне естественно, – сказала Сара. – Ты же был маленьким.Я покачал головой.– Он был таким робким, ранимым ребенком.– А теперь такой же робкий и ранимый взрослый.Я нахмурился. Мне хотелось выразить ей свои чувства к брату, поделиться своими переживаниями и отчаянием, которые не давали мне покоя с той самой минуты, как мы расстались с Джекобом.– А ты знаешь, что он писался в постели? – спросил я.– Кто, Джекоб? – Сара ухмыльнулась.– В седьмом классе у него вдруг возникли проблемы с мочевым пузырем. Это продолжалось всю зиму и весну. Мама специально заводила будильник, чтобы просыпаться среди ночи и будить Джекоба, вести его в туалет, но все было бесполезно.Сара не отрывалась от вязанья. Казалось, она не обращает никакого внимания на то, что я говорю.– В довершение ко всему я проболтался одному из своих приятелей, и очень скоро об этом узнали все. Вся школа.– Джекоб был в ярости?– Нет. Ему было очень стыдно, но это лишь всех подзадоривало. Он не рассказал об этом родителям, так что мне удалось избежать наказания. – Я сделал паузу, задумавшись над этим. – Это был самый жестокий поступок в моей жизни.– С тех пор прошло так много времени, Хэнк, – сказала Сара. – Готова спорить, что сейчас он даже не вспомнит, что такое было.Я покачал головой. Мне вдруг стало ясно, что не следовало говорить об этом: рассказ был совершенно некстати, к тому же я сказал вовсе не то, что хотел. А хотелось мне просто выразить свое искреннее желание помочь брату, сделать для него что-нибудь хорошее, изменить его жизнь к лучшему. Но как облечь все это в слова – я не знал.– Какая разница – помнит он или нет? Вот все, что я сказал.
Поздно ночью меня разбудил шум подъехавшего автомобиля. Сара лежала на спине рядом со мной, дыхание ее было глубоким и ровным. Единственным источником света в комнате был электронный будильник, циферблат которого отбрасывал бледно-зеленые блики на ночной столик и укрытый одеялом огромный живот Сары.Часы показывали без четверти час. Я услышал, как мотор автомобиля заглох.Соскользнув с кровати, я босиком прокрался к окну. Небо было чистым. Полумесяц – бледно-желтый, почти белый – завис посередине небосклона. Звезды струили яркий и холодный свет, который, просачиваясь сквозь ветви деревьев, отражался на снегу блестящими искорками. На подъездной аллее, припаркованный к дому, стоял автомобиль Лу.Я взглянул на Сару, которая дышала все так же спокойно и безмятежно, потом на цыпочках пересек комнату и вышел в коридор.Уже спускаясь по лестнице, я расслышал, как скрипнула открываемая дверца автомобиля. Еще мгновение – и она опять издала тот же скрипучий звук, только чуть тише – ее явно закрывали.Подойдя к двери, я выглянул в щель. По аллее, осторожно ступая по снегу, шел Лу. На нем была белая маскировочная куртка; походка его чем-то напоминала нетвердую поступь пьяного. Я не был уверен, но похоже было, что в машине его кто-то ждал. Лу махнул рукой в сторону гаража.Гараж примыкал к левому крылу дома. Его фасад мне виден не был, и когда Лу приблизился к нему, то исчез из поля моего зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124