Я уже плохо всё это помню, лишь большим усилием воли могу вызвать в памяти её лицо. Ещё иногда позволив фантазии разыграться, представляю себя на борту Атлантиды играющим в теннис в секторе искусственной гравитации в 0,5g. Пожалуй, единственное, что я сохранил за это время, это рассудок. И это было достижением, не могу сказать, сколько меня тут держали, очень, очень долго, всегда. Это было однообразно, очень однообразно, раз в сутки приносили пищу, и всё. Когда-то давно, я пытался считать, чтобы хотя бы примерно знать, сколько я здесь нахожусь. Когда-то очень давно я насчитал минимум три года, потом сбился, забыл и не смог вспомнить. Потом считал заново, и снова сбился, но второй раз очень быстро. Потом, я уже больше не считал. Зато я спал, и во сне видел сны, довольно смутные, но гораздо менее серые и однообразные чем свет из-за двери. Мои тюремщики приносили еду, но никогда не реагировали на меня. А я и не пытался биться или кричать, я соблюдал гордость. Я кстати, даже не знаю были ли они людьми, или это были роботы. Помню, очень давно, очень давно, когда я только сюда попал меня одно время били и лишали еды, тогда они хотели чтобы я рассказал про Атлантиду. Я очень боялся, что мне что-нибудь будут загонять под ногти, но из пыток они использовали лишь побои, лишение еды и пару раз пытались накормить какими-то таблетками. От них мне было плохо, но я ничего не рассказал. А что я мог рассказать, то что Атлантида была? Они бы всё равно её не нашли. Когда-то давно, очень давно, продержав меня здесь долго они предлагали выдать мне амнистию в обмен на сотрудничество, я отказался. Они тогда ещё давно, сказали мне, что всё что нужно, чтобы выйти отсюда, это постучать в дверь камеры, и сказать, что я хочу сотрудничать. А потом рассказать о тех трёх тысячах и пойти работать в их науку. Но я так и не постучал, ни разу, даже ради шутки. Они хотели сломить во мне надежду выйти отсюда, они думали, что очень долгий срок в одиночной камере без света меня сломает. Я не постучал ни разу, они не получили даже намёка на то, что я сдамся. Потому что, на Атлантиде были моя жена и дети, и им этого не понять. И я сидел здесь, у меня было много врагов там снаружи, что ж…
Дверь открылась, на пороге стояло несколько людей.
–Неужели он ещё живой?
–А что ему будет, он то себе сделал ВЖ. Не то что остальные. Кормят его исправно.
Ко мне подошёл доктор, отодвинул прядь волос, жуть, она была длинной почти пол метра, я пару раз обрывал их, но это было больно, и не слишком эффективно. В глаз ударил лучик света.
–Вы осознаёте то, что я с вами разговариваю.
–Я ничего вам не расскажу, никогда.
–Сколько этот человек здесь лежит, да вы что, а как же права человека, это же.
–Это гос тайна доктор. С ним всё в порядке?
Я поднялся, перед глазами играл океан искр от не столь уж яркого света, ничего не было видно. Тем не менее мне удалось выпрямиться и повернуться на голос.
–Чё надо свиньи?
–Пройдёмте с нами.
–Думаю, небольшая прогулка мне не повредит.
Меня взяли под руки, давно я не куда не выходил, трудно сказать насколько давно. В этом и заключался метод уничтожения сопротивления, узник никогда не покидал камеру, ну… Кроме случаев, когда надо было оказать ему неотложную медпомощь, по тем или иным причинам, умышленно перегрыз себе вены например. Я до такого не опускался. Выпускали меня только на заре времён, в самом, самом начале, ещё тогда, когда они думали, что я быстро сдамся.
И сдались им эти три тысячи преступников. Хотя, может и не в этом было дело, скорее дело было в том, что меня боялись, кто? Никсон, президент. Я мог бы выйти, всеми порицаемый, может быть, если бы у меня совсем не было бы ни одного соратника. Но… Мне нельзя было дать и конечный срок, десять лет или двадцать, я мог бы попытаться всё вернуть, сместить Никсона, не сейчас так через 10 лет, или 30. И Никсон знал, что так будет, но меня не могли и убить, и почему? Да тут дело было как в том фильме про Гладиатора, официально суд мне бы смертный приговор не вынес. А что касается тайного убийства, после того как меня лет через 10 забыли, то тут против Никсона играл закон. Никсон же не был полновластным хозяином всего, и сместил он меня тогда с позиции закона. В целом, им всем было удобно моё здесь вечно сидение. Вроде и не убили, и как бы я никогда отсюда не выйду. Могли бы правда условия создать получше, я бы может лучше перенёс заключение на Вилле под Мельбурном, чем в этой темнице, ну подержали бы лет 5, а потом бы отправили на виллу, но нет, всё время в этой дыре. А хотя, прошло ли пять лет? Может как раз, только что и прошло, счёт времени я давно потерял, и казать по правде совершенно не имел понятия, кормили меня раз в 36 или раз в 12 часов. Понятно только, то что время в тёмной камере тянется гораздо медленнее, чем хочется. Хотя, всё же наверно прошло никак не меньше пяти лет, даже сказал бы лет десять, судя по тому как я зарос.
–А куда вы меня собственно тащите.
–На допрос.
И тут меня втащили в стандартную тюремную камеру следствия. С одной стороны зеркало немного места, стол и два стула. Естественно, я как опытный допрашиваемый тут же отличил свой стул напротив двери и уселся на него. Я посмотрелся в зеркало, борода, длинные седые волосы, седые брови. Странно, ха, они что сделали мне операцию ретро? Хотя, могло быть и так, что та кашица которой меня кормили последние несколько лет, просто не содержит красителей, и потому мой организм решил на обычной коричневой пигментации сэкономить, или что-нибудь в этом роде.
–Эй Никки, ты там за зеркалом, или уже старый стал самостоятельно сюда ходить? Али это место далеко от Вашингтона?
Вошёл молодой человек лет 25, хотя может и не такой уж молодой, если они раскрыли ВЖ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84