– Чего?
– Картина, Сидней, – объяснил Борис, не открывая глаз. – Ты еще про картину помнишь? Помнишь про лесбийский эпизод?
Лицо Сида прояснилось.
– Арабелла в лесбийском эпизоде! Колоссально, Б.! Вот теперь ты круто толкуешь!
Арабелла была знаменитой французской актрисой великого таланта и сказочной красоткой – лишь чуть-чуть поблекнув в свои тридцать семь лет. Будучи близкими друзьями, они с Борисом работали вместе на нескольких фильмах, по меньшей мере два из которых принесли им множество наград. Арабелла была предельно серьезной артисткой, а также – знаменитой лесбиянкой, заявив об этом публично. Более того, она много лет открыто жила с целым рядом в равной мере красивых, но последовательно все более молодых девушек.
Сида такой поворот дела не на шутку развлек, и он хрипло загоготал.
– Да, приятель, вот это настоящий типажный кастинг! Я ей скажу, что мы ей непременно позолоченный искусственный член раздобудем! Ха-ха-ха! А когда она тебе понадобится?
– Найди ее, когда будет возможность – может статься, мы захотим начать с этого эпизода, если Никки не сумеет вовремя закончить свою касбу.
5
Для звуковых киносъемочных павильонов Морти Кановиц арендовал массивное здание, бывшую пуговичную фабрику, на противоположном от взлетно-посадочной полосы конце Вадуца. Именно здесь Никки Санчес должен был придумать и соорудить те интерьерные декорации, которых они не смогли отыскать в городке и его окрестностях.
Рафаэль Николас Санчес. Родился в черных от дыма трущобах Питтсбурга младшим из семи мальчиков и девочки. В этой семье преобладали два главных занятия: работа на сталелитейном заводе и игра в бейсбол. Однако ни одно из них, похоже, не привлекало юного Рафаэля, который отдавал явное предпочтение играм в куклы, камешки и классики со своей сестрой и ее школьными подружками. Немного позже Рафаэль перешел к попыткам нарядиться в их одежду.
Теперь, в возрасте тридцати пяти лет, Никки Санчес считался одним из лучших художников-постановщиков (или «производственных дизайнеров», как он сам это называл) в мире и уже работал с Борисом на нескольких ударных фильмах. На протяжении многих лет Никки продолжал упорно предпочитать женскую одежду мужской – хотя все-таки сумел ограничить свою демонстрацию этого пристрастия, по крайней мере на публике, ношением бесконечного разнообразия кашемировых шалей мягких пастельных тонов, сандалий и обтягивающих брюк, где совсем не было карманов, зато молнии были где угодно, но только не спереди. Манеры Никки, надо полагать, в порядке сверхкомпенсации за предельно подлое питтсбургское детство и субпролетарский уровень образования, были преувеличенно декадентскими – вплоть до периодических обмороков. Он обожал Бориса, ревновал его к Тони Сандерсу и всеми фибрами души ненавидел Сида.
Аккуратно выбирая дорогу в лабиринте кабелей и строящихся плотницких конструкций, Никки теперь эскортировал их троицу по наполовину законченной декорации касбы – марокканского дома-крепости, – лишь временами останавливаясь, чтобы выдать комплимент кому-то из своих более молодых сотрудников: «Прекрасно, дорогуша, просто прекрасно!»
Наконец они вошли в помещение, которому, судя по всему, предстояло стать будуаром американской наследницы, и встали перед монументальной, причудливо задрапированной кроватью с четырьмя столбиками в самом центре комнаты.
– Ну вот, – с изящным вздохом сказал Никки. – Полагаю, именно здесь пройдет б?льшая часть, извините за выражение, «действа». Нравится?
– Врубаюсь, – пробормотал Тони, с неподдельным изумлением.
Это и впрямь была предельно богатая и впечатляющая комната, подлинная сага из золота и черного дерева, где безусловно выделялась кровать – роскошный простор сияющего черного атласа, четыре царственных столбика, украшенных резными золочеными змеями и поддерживающих фантастический полог в виде зеркала с розовой окантовкой.
– Забавная декорация, Никки, – сострил Сид, – в костюмах здесь делать нечего. Ха-ха-ха!
– Боже милостивый, – пробормотал Никки, раздраженно закрывая глаза, а затем предельно сухо выговорил: – Ты, Сид, можешь возвращаться к себе – твою клетку уже почистили.
Борис тем временем обходил кровать по кругу, то приближаясь к ней, то удаляясь.
– Эти две временные, – пояснил Никки, указывая на две стены, которые предполагалось убрать, когда камере понадобится взять более дальний план.
Борис кивнул.
– Классно, Никки, просто классно.
– Идеально, – согласился Тони.
– Жуть, Никки, – гаркнул Сид. – Просто жуть берет!
Никки зарделся и уже хотел было излить самую капельку благодарности в ответ на их похвалу, но тут лицо Сида затуманилось, и он указал на отверстие в декорации.
– А это что такое, черт побери? Окно? Окно нам точно проблемы создаст.
Сид имел в виду широкое пустое пространство напротив одной из сторон кровати, которое в данный момент выходило на целый набор распорок и оттяжек, крепящих обратную сторону декорации.
– Да, от окна лучше избавиться, – сказал Борис. – Никакой задней проекции я использовать не собираюсь. Да и в любом случае – что там должно быть снаружи?
У Никки аж глаза распахнулись от тревоги.
– Ах, дорогуша, огни! Мигающие огни и музыка касбы! Любовный романс касбы! Ах, окно нам просто необходимо!
Он умоляюще взглянул на Бориса, затем, в отчаянных поисках хоть какой-то поддержки, на Тони, но тот лишь пожал плечами.
– Со всей той еблей, которая здесь будет происходить, в окне, Ник, мы особо много не снимем.
– Но может статься, вам понадобиться какое-то место, чтобы туда срезать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82