Тогда она должна быть просто сумасшедшей!
– В этом фильме будут сниматься только те люди, – объяснил Борис, – которым нужны деньги, а еще актеры… актеры и актрисы вроде тебя… артисты, которые захотят в этом участвовать – по той или иной причине.
Арабелла мрачно пожала плечами.
– И потом… есть же королева, – добавил Борис в качестве убедительного аргумента. – Подумай о том, каково ей будет.
– Да, верно. – Последнее замечание явно произвело на нее впечатление. – Королева. Это может ее расстроить.
– Это может разбить ей сердце, – пробормотал Борис, улыбаясь. – Нет, тебе придется найти кого-то еще.
– Компромисс…
– Боюсь, да.
– Хорошо, я подумаю.
Они продолжили трапезу, но теперь уже в тишине. Борис разрабатывал фантазию о лесбиянке и принцессе, а Арабелла исследовала свой мир темных, корчащихся образов на предмет подходящей пособницы.
Довольно долго оба молчали, пока Арабелла, закончив с остатками сыра, не откинулась на траву и не вздохнула.
– А знаешь, – сказала она затем, – ведь именно здесь, на этом самом месте, я впервые занималась любовью.
– Ты имеешь в виду – с девушкой?
– Конечно с девушкой! Кого еще я, по-твоему, могла иметь в виду – осла?
Борис лег рядом с ней, заложив одну руку за голову, а другой придерживая стакан вина у себя на груди.
– Кто она – та кузина, которую ты навещала каждое лето?
– Да… Дениза, – она так произнесла это имя, словно пробовала его на вкус.
– Гм. Прямо здесь, да?
– Я же говорю – на этом самом месте.
Довольно долго Борис ждал, глядя в небо.
– И что случилось? – наконец спросил он.
– Что случилось? – повторила Арабелла, качая головой, как будто не была уверена в своих воспоминаниях или как будто события прошлого слишком сложно было воссоздать – или, опять же, как будто она в этот момент переживала их вновь. Затем она вздохнула. – Мне было пятнадцать, Денизе – на год меньше. Она была моей кузиной, и, сколько я себя помню, мы каждое лето проводили вместе. Не могу тебе сказать, просто не могу выразить, как мы были близки. Она была волшебным созданием – странным, чистым, деликатным… как дитя природы или что-то такое из балета. И так… утонченно-красива. Я обожала Денизу, потому что она была совершенно… неэгоистична, совершенно не думала о материальном мире. А я, как и все мои парижские подруги, являла полную противоположность. Амбициозная, всегда доходящая до края, одержимая мыслью о совершенствовании и успехе. Но для Денизы я была идолом – я уже работала в театре и училась… для нее я воплощала в себе всю загадку и восторг Парижа. – Тут она сделала краткую паузу, мягко улыбаясь. – Знаешь, юные девушки – начиная примерно с двенадцати лет – проявляют исключительный интерес к развитию своего тела. Каждый день они изучают свои груди, следя за их ростом. И если у них оказывается близкая подруга примерно того же возраста, они показывают их друг другу и сравнивают. Точно так же было и у нас с Денизой, если не считать того, что я была на год старше, и у меня все началось раньше. К тому же я по природе оказалась в этом смысле более… скороспелой. К тому времени как мне стукнуло четырнадцать, мои груди уже были чудесными, – она невольно взглянула на одну из них и накрыла ее ладонью, – очень милыми, тогда как у Денизы они еще только намечались. А когда я вернулась на следующий год – ей было уже четырнадцать, – ее груди полностью изменились, они стали просто волшебными. Она тогда первым делом мне их показала, хотя и стеснялась немного. Они были идеальными – точно такими же, какими мои были год назад. Вот. В тот день мы пришли сюда на пикник, совсем как сейчас, поели, а потом решили искупаться, как всегда без одежды. Как раз тогда все и случилось – когда мы вышли из воды и снова стали рассматривать ее груди. Нас обеих заворожило то, как соски Денизы торчали от холодной воды. Мы обе потрогали их, потом мои, много смеялись, и я сказала, что хочу узнать, что я почувствую, если поцелую один из них, пока он твердый и вот так торчит. А Дениза рассмеялась и сказала, что это очень забавная мысль и что она тоже так сделает. В общем, мы поцеловали друг другу соски, и ощущение было просто чудесное. Я хочу сказать, ее сосок у меня во рту ощущался просто чудесно… такой холодный и твердый от воды, но внутри такой теплый, живой и чувствительный. Я чувствовала, как он твердеет и становится еще больше, когда я его целую. Думаю, с этого все и началось – с отклика, с такого ее отклика. А затем меня одолело непреодолимое желание поцеловать Денизу в губы. Мы и раньше целовались, но никогда серьезно – с языком во рту и со всеми делами, – мы вроде как практиковались, чтобы узнать, как это будет с мальчиками. Но здесь было совсем другое – я хотела целовать ее глубоко-глубоко, и чтобы эти твердые соски крепко-крепко прижимались к моим грудям. Тогда я начала целовать Денизу, пока мы здесь стояли, на этом самом месте; я гладила ее бока, бедра, ноги… и наконец эту ее штучку. А потом я сказала ей, что не знаю почему, но хочу эту штучку поцеловать. И Дениза сказала – пожалуйста. Тогда я упала на колени и стала целовать ее клитор, а потом мы легли и начали целовать друг друга. – Она потянулась и схватила Бориса за руку. – Это было так чудесно… просто фантастика. Мы были словно в бреду. Да, мы забавлялись друг с другом раньше, и там даже, может, было что-то вроде оргазма, но такого маленького, а здесь произошло что-то невероятное – Дениза стонала и корчилась, а потом рыдала, когда кончила. То, что я смогла заставить ее так кончить, дало мне невероятное ощущение власти. В конце концов уже только я целовала Денизу, заставляя ее кончать снова, и снова, и снова…
Арабелла погрузилась в молчание, забавляясь с травинкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82