Постепенно он потерял ощущение времени, а потом
услышал голос мистера Мэтсона - низкий, насмешливый, не пытающийся, как
обычно, перекричать общий шум. Настала тишина.
- Что же ты натворил в этот раз, Уильямс?
- Ничего, сэр. Это была игра. Идея Карла.
Сильные мускулистые руки перевернули его лицом вверх. Он все еще
держал глаза закрытыми.
- Мы играли, сэр... - сказал Ян Томпсон, - ...в Иисуса. Карл был
Иисусом. Мы играли так и раньше, сэр. Мы привязали его к забору. Это была
его идея, сэр.
- Немного недозрелая, - пробормотал мистер Мэтсон и вздохнул, пощупав
лоб Карла.
- Это была только игра, сэр, - снова сказал Мервин Уильямс.
Мистер Мэтсон проверял пульс Карла.
- Ты должен был подумать, Уильямс. Глогер не особо силен.
- Простите, сэр.
- Совершеннейшая глупость.
- Простите, сэр, - Уильямс чуть не плакал.
- Я возьму его с собой. Надеюсь, Уильямс, что с ним ничего
серьезного. А после уроков зайди ко мне.
Карл почувствовал, что мистер Мэтсон поднимает его.
Он был доволен.

Его несли.
Голова и бок болели так, что тошнило. У него не было возможности
узнать, куда в точности доставила его машина времени, но, повернув голову
и открыв глаза, он понял по грязной куртке из овчины и холщовой
набедренной повязке человека справа, что, почти наверняка, находится на
Ближнем Востоке. Он намеревался попасть в 29 г. н. э., в район Иерусалима,
около Вифлеама. Интересно, не в Иерусалим ли несут его?
Вероятно, он находится в прошлом, так как носилки, на которых его
несли, были сделаны из шкур животных, не слишком хорошо выделанных. Но,
возможно, и нет, подумал он, так как провел достаточно времени среди
маленьких племен Ближнего Востока, чтобы знать - сохранились еще люди,
почти не изменившие свой образ жизни со времен Магомета. Он надеялся, что
не зря ломал ребра.
Двое мужчин несли носилки на плечах, остальные шагали рядом. Все они
были бородатыми, темнокожими, обуты в сандалии. Большинство имело посохи.
пахло потом, животным жиром и чем-то прокисшим, чего он не мог определить.
Они направлялись к цепи холмов и не заметили, что он очнулся.
Солнце уже не пекло так сильно, как когда он выбрался из машины
времени. Вероятно, вечерело. Окружающая земля была каменистой и
бесплодной, и даже холмы впереди казались серыми.
Он поморщился, когда носилки накренились, так как боль в боку снова
стала тошнотворно сильной. Сознание опять покинуло его.

Наш Отец, пребывающий на небесах...
Он был воспитан, как и большинство его школьных товарищей, по канонам
пустословной христианской религии. Утренние молитвы в школе. На ночь он
ограничивался двумя молитвами. Одна была молитвой Господу, другая
заключалась в словах: "Боже, благослови маму, Боже, благослови папу, Боже,
благослови моих сестер, и братьев, и всех других людей вокруг меня и,
Боже, благослови меня. Аминь!". Этому его научила женщина, приглядывавшая
за ним, когда мать была на работе. Он добавил к этому перечню "благодарю
тебя" (Благодарю тебя за приятный день, благодарю тебя за хорошую отметку
по истории...) и "прости" (Прости, я был груб с Молли, прости, я не во
всем признался мистеру Мэтсону...). Только в семнадцать лет он научился
ложиться спать, не произнося ритуальных молитв, и даже тогда это произошло
из-за нетерпения начать мастурбировать.
Наш Отец, пребывающий на небесах...

Последнее воспоминание об его отце касалось поездки в выходной день
на берег моря, когда ему было четыре или пять лет. Шла война, поезда были
переполнены солдатами, было много остановок и пересадок. Он помнил переход
через железную дорогу к другой платформе, когда задавал отцу какие-то
вопросы о содержимом платформ, стоявших на путях.
Что было в ответ? Шутка? Что-то насчет жирафов? Он помнил отца
высоким плотным мужчиной. Голос его был добрым, возможно, чуть грустным, а
в глазах - постоянное меланхоличное выражение.
Потом он узнал, что мать и отец в то время расходились, и мать
позволила отцу провести с ним этот последний выходной день. Было ли это в
Девоншире, или в Корнуолле? Все, что он помнил, - утесы, скалы и пляжи -
соответствовало видам западного побережья, которое он потом не раз видел
по телевизору.
Он играл в саду, полном кошек, в развалившемся "форде", сквозь
который пророс бурьян. Ферма, где они остановились, казалось, была набита
кошками; они словно ковром покрывали кресла, столы и комоды.
Пляжи перегораживала колючая проволока, но он не понимал, что это
портит пейзаж. Там были мосты и статуи из песчаника, изваянные ветром и
морем. Там были загадочные пещеры, в которых журчали родники.
Это было почти самым ранним и, определенно, самым счастливым
воспоминанием его детства.
Он больше никогда не видел своего отца.

Боже, благослови маму, Боже, благослови папу...
Это глупо. У него не было отца, не было никаких братьев и сестер.
Пожилая женщина, воспитывавшая его, объясняла, что его отец находится
где-то в другом месте, и что все люди являются братьями и сестрами.
Он принял это.

Один, думал он, я один. И он проснулся, несколько мгновений думая,
что находится в убежище Андерсонов из листов ржавой стали с решетками на
окнах, и что снаружи продолжается воздушный налет. Он любил безопасность
Андерсонов, для него было удовольствием попасть туда.
Но разговор шел на незнакомом языке. Вероятно, была ночь, так как
было очень темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38