Карл плакал в постели.
- Пока, Карл!
- Убирайся!
Дверь закрылась.
- Ты, сука! О, сука!
На следующее утро он позвонил сэру Джеймсу Хеддингтону.
- Я передумал, - сказал он. - Я сделаю, что вы хотите. Буду вашим
подопытным кроликом. Только при одном условии.
- Каком?
- Я хочу сам выбрать место и время, куда отправлюсь.
- Достаточно справедливо.
Неделей спустя он купил билет на судно, отправляющееся на Средний
Восток. Еще через неделю он покинул 1970 год и прибыл в 28 год новой эры.

14
В синагоге было прохладно и спокойно, чуть пахло благовониями. Одетый
в чистую белую накидку, которую дала ему Мария, когда он уходил рано
утром, Глогер вслед за раввинами вошел во внутренний дворик. Они, подобно
горожанам, не знали, кто он, но были уверены, что незнакомец одержим не
дьяволом.
Время от времени он осматривал свое тело и касался его, будто в
удивлении; озадаченно щупал накидку. Он почти забыл о Марии.

- Все мужчины имеют комплекс мессии, Карл, - сказала ему однажды
Моника.
Теперь подобные воспоминания приходили отрывками, если это вообще
были воспоминания. Он уже путался в них.
- В Галилее в то время насчитывалась дюжина мессий. То, что Иисуса
вознес миф и философия, просто историческое совпадение...
- Там произошло нечто большее, Моника.

В правилах раввинов было давать кров бродячим пророкам, которые
теперь часто появлялись в Галилее, если только они не являлись членами
сект, объявленных вне закона.
Этот пророк был более странным, чем остальные. Его лицо, как правило,
оставалось неподвижным, тело пребывало в оцепенении, но слезы часто
скатывались по щекам к бороде. Они никогда прежде не видели такой муки в
глазах человека.

- Наука может сказать, как, но она никогда не спрашивает, почему, -
говорил он Монике. - Она не может ответить.
- Кому это интересно? - возразила она.
- Мне.
- В таком случае ты никогда не получишь ответа, не так ли?

- Сука! Предательница! Выродок!
Почему они всегда предают его?

- Садись, сын мой, - сказал раввин. - Что ты хочешь спросить у нас?
- Где Христос? - сказал он.
Они не поняли языка, на котором он говорил.
- Это греческий? - спросил один из них, но другой покачал головой.

Где же Господь?

Он нахмурился, рассеянно оглядываясь.
- Мне нужен отдых, - сказал он на понятном для них языке.
- Откуда ты?
Глогер не мог придумать, что ответить.
Наконец, он пробормотал:
- Ха-олам-хаб-ба...
Они переглянулись.
- Ха-олам-хаб-ба, - повторили они.

Ха-олам-хаб-ба, ха-олам-хаз-зей - мир, который придет, и мир, который
есть.
- Ты принес нам послание? - спросил один из раввинов. Этот пророк
оказался необычным. Настолько странным, что можно было почти поверить в
то, что он - истинный пророк. - Послание?
- Я не знаю, - хриплым голосом ответил пророк. - Я должен отдохнуть.
Я грязен. Я согрешил.
- Идем. Мы дадим тебе еду и место дня сна. Мы покажем тебе, где
помыться и где помолиться.
Слуги принесли горячую воду, и он очистил тело. Они подстригли ему
бороду, волосы и обрезали ногти.
Затем в каморку, которую раввины отвели для гостя, принесли обильную
еду, оказавшуюся слишком непривычной для него. Постель с набитой соломой
матрацем оказалась для него слишком мягкой. Он не привык к такой, но в
доме Иосифа он не отдохнул, и поэтому лег на матрац.
Спал он плохо, кричал во сне, а снаружи слушали раввины. Но они мало
поняли из того, что он говорил.

- Из всех вещей, которые ты мог бы изучать, на арамейский язык я
подумала бы в последнюю очередь! Неудивительно, что ты...

- Мой дьявол, моя искусительница, мое желание, мой крест, моя любовь,
моя страсть, моя нужда, моя пища, мой якорь, мой повелитель, мой раб, мое
удовлетворение, моя погибель!
О, по всем милым дням, которые могли быть, если бы я оказался
сильным; по Еве и тем, кто отверг меня за мои слабости; по всем наградам,
полагающимся храбрым; по всему, что дается сильным, - я тоскую.
В этом окончательная ирония.
Формальная ирония, неизбежная и справедливая.
И я не удовлетворен.

Карл Глогер оставался в синагоге несколько недель. Большую часть
времени он проводил, читая в библиотеке, разыскивая в длинных свитках
какой-нибудь ответ на свою дилемму. Слова Ветхого Завета, во многих
случаях подразумевающие дюжину интерпретаций, только еще больше сбивали с
толку. Не за что было ухватиться, ничто не могло подсказать, в чем ошибка.

Это комедия. Неужели это все, чего я заслуживаю? Неужели нет надежды?
Нет решения?

Раввины как правило держались в отдалении. Они считали его святым
человеком и гордились, что он живет в их синагоге. Они были уверены, что
он - избранник Божий, и терпеливо ждали, когда он заговорит с ними.
Но пророк говорил мало, бормоча временами сам себе на незнакомом им
языке.
Горожане Назарета почти ни о чем больше не говорили, кроме как о
загадочном пророке, живущем в синагоге. Они знали, что он - родственник
Иосифа, и Иосиф теперь гордо признавал этот факт. Они знали, что Иосиф
является потомком Давида, и это делало безразличным, кто он в остальном.
Следовательно, пророк тоже является потомком Давида. Они соглашались, что
это - важный знак. Иногда горожане спрашивали раввинов, но мудрецы ничего
не рассказывали им, отвечая только, что есть вещи, которые людям еще рано
знать. Таким образом, как обычно, священники избегали вопросов, на которые
не могли ответить, в то же самое время делая вид, что знают больше, чем
есть в действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38