Я выпрямил спину в надежде, что ровная осанка придаст убедительности словам. Но я знал, что она имеет в виду. Я смотрел в зеркало перед уходом: лицо опухшее со вчерашней ночи, кожа бледная после долгих дней взаперти, щеки отвисли еще больше со времени моей поездки в Берлин.
– Зачем ты здесь, Уильям?
– Хороший вопрос.
Она смотрела сурово, как в детстве, когда хотела выведать правду.
– У тебя неприятности?
Мне вдруг захотелось ей все рассказать. Я чуть не рассмеялся. Это как внезапное желание сунуть палец в розетку или прыгнуть под поезд в метро. Смертельно опасно, но соблазнительно. Я пригубил кофе и посмотрел ей в глаза:
– Конечно нет.
Уловка со взглядом никогда не работала.
Ты ведь не связался с наркотиками? Отец всегда переживал, что ты пошел в шоу-бизнес. Я говорила, ты Умный мальчик, но он твердил, что от наркотиков ум не спасает. Взять хотя бы Элвиса.
Мать смеялась над отцом, но в то же время соглашалась с ним.
– Наркотики ни при чем, мам, честно.
– Честно?
Она сделала глоток кофе в ожидании, что я развею ее сомнения.
– Честно. – Я пытался скрыть раздражение. – В моем деле мозги нужны чистые.
– Да, наверное.
– Как Бобби?
Ее лицо прояснилось.
– Красавец. Сын миссис Коуэн гуляет с ним после школы.
– Не знал, что собаки теперь учатся в школах.
Шутка убогая, но она польстила мне, засмеявшись.
– Ты знаешь, о чем я. Хотя, поверь мне на слово, он не глупее многих людей.
– Уж куда умнее сыночка миссис Коуэн.
– Не будь таким злым, Уильям. Он нормально учится.
– Хорошо.
Я потягивал кофе, радуясь, что мы перешли на нейтральные темы. Рано радовался. Усыпив бдительность, она нанесла удар:
– Женщина?
Я ответил ровно:
– Была женщина, мам, больше нет.
Она улыбнулась. Любовь – достойная неприятность.
* * *
Мы вышли из «Старбакса» и пошли по городу. Мама хотела увидеть мою квартиру. Я соврал, что у меня ремонт, и обещал пригласить в гости позже. Она спросила, каких цветов будут стены, и я назвал первые попавшиеся. Она только покачала головой. Мы забрели в «Маркс и Спенсер», она попричитала над ценами и попыталась залатать мои раны с помощью уцененного свитера.
– Мам, это не мой стиль.
– Ты уже стар для стиля, сынок. Пощупай, хорошая шерсть.
– Я никогда в жизни такое не надену.
Она неохотно отпустила протянутый мне рукав свитера.
– Приятный цвет. Тебе к лицу.
Цвет собачей блевотины, на мой взгляд. Я улыбнулся:
– Куда пойдем?
Она поправила вешалки, чтобы крючки смотрели в одну сторону.
– Мне кажется, это удачная покупка.
– Вряд ли, если он будет висеть в шкафу.
– Ну тогда да.
С другой стороны вешалок на нас уставилась модно одетая женщина. Я повернулся, и она отвела взгляд. Может, магазинная ищейка, а может, просто любопытная курица, у которой слишком много свободного времени. Я удостоверился, что мама стоит спиной, и беззвучно, но отчетливо сказал:
– Отвали. – Мать больно ткнула меня под ребра. – Что?
– Сам знаешь. Я совсем не этому тебя учила.
– Извини. Она на нас пялилась.
– И пусть пялится. – Она потащила меня к выходу. – А ты, великий волшебник. Не знал, что я вижу тебя в зеркало? – Она засмеялась. – Она всего лишь пронырливая старая карга. – Теперь и я рассмеялся. Мама утерла слезы. – Нет, ты все-таки вгонишь меня в могилу. – Выглядела она лучше, чем за весь день. Она протянула мне сумку. – У меня через час автобус. Может, выпьем по маленькой?
В заведении, которое мы выбрали, раньше был банк. Мама пришла в восторг от потолков и охнула, увидев размер бокала, но мужественно выслушала цену и, не дрогнув, расплатилась. Я понес бокалы к угловому столику с хорошим видом на зал. День клонился к вечеру, и в заиндевевшие окна старого банка падало нежно-желтое солнце. В предвечерних барах я испытываю почти религиозный экстаз. Несколько клерков в разных концах зала с бутылкой дешевого вина и парой кружек пива по цене одной как средством от всех болезней. Я всегда говорил, что скорее покончу с собой, чем буду работать в офисе. Как знать, быть может, придется отступить от принципов.
Мама повесила пальто на спинку соседнего стула и сделала глоток вина.
– Уильям, может, переберешься ко мне ненадолго? Пока снова не встанешь на ноги.
– У тебя мало места.
– Диван раскладывается, вполне удобно. Я спала там, когда отцу нездоровилось.
– А где будет спать Бобби?
– Я не пускаю его на диван.
– Ну да, уверен, что именно там он сейчас и нежится.
– Ненадолго, Уильям.
– Мам, мне и здесь хорошо.
Она посмотрела на меня так же, как в тот день, когда я сообщил, что бросаю университет ради магии.
– Хотелось бы верить. Что происходит, сынок?
– Ничего. У меня небольшой отпуск. – Я допил пиво. – В стиле двадцать первого века.
– Стиль для тех, кто может себе его позволить.
Пустой бумажник оттягивал карман.
– Хочешь еще выпить?
– Нет. – Она начала собираться. – Бобби волнуется, когда я уезжаю надолго.
Мы вернулись на автобусную станцию. Длинные ноги часов на Бьюкенен-стрит, застывших в полупрыжке, не сдвинулись с места, но руки-стрелки успели намотать не один круг. Автобус на Камбернолд уже подали, новый кондуктор продавал пассажирам билеты. Мама взглянула на очередь, убедилась, что не опоздает, и повернулась ко мне с серьезным лицом.
Уильям, я знаю, у тебя какие-то неприятности, но помни, что бы ни случилось, ты всегда можешь довериться старушке матери.
Я обнял ее. Трудно представить, что когда-то она была выше меня и могла уладить любые проблемы. Она достала кошелек из сумки, вынула двадцать фунтов и твердо вложила мне в руку.
– Мам, не надо.
– Не спорь, это ерунда. Потом вернешь. – Я наклонился и поцеловал ее в щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75