Разумеется, это было очень хорошее решение. Не поймите меня неправильно, просто я не знала наверняка, вписываюсь ли я в его новые планы, а если да, то какое место там занимаю.
Бенджамен бросил работу таксиста и прекратил развозить моих девочек по ночам. Он несколько недель просидел у меня в гостиной, обложившись стопками учебников, хмурясь и что-то бормоча себе под нос. Это было бы ужасно мило, если бы не нервировало меня так сильно.
Хотя мне не особо нравились мои отношения с Бенджаменом, но я боялась потерять его. А что, если его новые мечты отнимут его у меня?
Поэтому я решила испытать Бенджамена на прочность. Я придумывала всяческие предлоги, чтобы рассердиться на него. Напивалась, веселилась и игнорировала его несколько дней подряд, а потом нападала на него, не прислушиваясь ни к каким доводам, и понимала, что приобрела ненормальную привычку – больше сил тратить на ссоры, а не на примирения. Не самая приятная ситуация, скажу я вам.
Бенджамен терпел все мои выходки. Он уходил, когда я начинала кидать в него всякую всячину, и возвращался, когда я успокаивалась. Он починил у меня в квартире все, до чего руки не доходили несколько месяцев. Он занимался со мной любовью медленно, нежно и сладко. Но постоянно пялился в свои учебники.
Наконец Бенджамен решил и подал документы в знаменитое училище на Норд-Беннет-стрит, в одном из самых старых районов Бостона, Норд-Энд, в основном заселенном потомками итальянских эмигрантов.
Я была в ужасе. Рядом со мной находился человек, собиравшийся до конца дней своих курсировать между заказами, любительскими музыкальными коллективами, время от времени появляясь в моей жизни. Хотя надо сказать, Бенджамен принимал решения, которые кардинально изменяли всю его судьбу.
Но я все равно была немного испугана, что после этого мне уже не останется места в его судьбе.
Поэтому я пришла в восторг, когда Бенджамен попросил меня сходить с ним в училище. Училище на Норд-Беннет-стрит славилось во всем мире как место, где готовили ремесленников, исчезающих сейчас как вид. Оно существует с 1885 года, и одно лишь его название внушает уважение. Я не уверена, что сейчас такое можно сказать о многих учебных заведениях.
В Норд-Беннет-стрит можно выучиться на настройщика пианино, ювелира, слесаря, переплетчика, мастера скрипичных дел или реставратора. Бенджамен выбрал для себя специализацию плотника-реставратора. В эру быстрого питания, быстрого секса и поверхностного обучения училище Норд-Беннет выделяется на общем фоне как преемник давней традиции ученичества, которая может исчезнуть, если победу одержат торгующие ширпотребом магазины «Уолмарт».
По крайней мере, так мне говорил Бенджамен. Я все еще пыталась заразиться его энтузиазмом. Разрушались идеи, хотя я даже не знала, что Бенджамена они беспокоят. Он собирался и возвращать красоту старине. По его словам, он осматривался, собираясь охотиться за привидениями и глядя на брошенные мельницы и полуразрушенные дома.
Ему хотелось вдохнуть в обветшавшие строения новую жизнь и сделать это правильно. И научиться, как это делать.
Я была растеряна.
Я недооценивала Бенджамена, решив, что репетиции «Мнемоника» и субботние футбольные матчи – единственное, что происходит в его мире. Я взглянула на мастеров в Норд-Беннет-стрит, на их сосредоточенный вид, на их радость, на внимание к деталям. Я видела, как в ответ озаряется внутренним светом и лицо Бенджамена, и понимала, что здесь творится чудо. Как и Джаннетт, когда она описывала утренние молитвы в монастырской школе, я точно знала, что земля вертится, а здесь создается что-то яркое и уникальное, причем только для Бенджамена.
Когда нам прислали письмо о зачислении, я взяла Бенджамена в ресторан «Аквитания» в Сан-Клауд-билдинг на Тремонт-стрит, чтобы отпраздновать радостное событие. Мы сели за столики с кипенно-белой скатертью, пили отличное вино и слишком много ели. Я смотрела на Бенджамена поверх бокала, и внезапно возникло ощущение, что передо мной абсолютно незнакомый человек, которого я вижу впервые в жизни.
Нет, я не говорю, что мне это не нравилось, вовсе нет. Наоборот, внезапно я задрожала от волнения, возникло такое чувство, что я открываю Бенджамена заново. Это возбуждало, и я, сплетая свои пальцы с его, смотрела на Бенджамена словно на первом свидании.
Несколько волосков на его бровях росли в другую сторону, и мне это показалось ужасно милым. Я сидела, глядя в глаза Бенджамена и не замечая ничего вокруг – ни других посетителей, снующих туда-сюда, ни ветра, подметающего Тремонт-стрит за окнами ресторана. Я просто сидела, пила и влюблялась в Бенджамена.
Когда наконец двери ресторана закрылись за нами, мы поехали ко мне, молча сидели в темном такси, сжимая руки друг другу с таким отчаянием, какого я, насколько помню, не испытывала никогда в жизни. Мы даже не целовались и не дотрагивались друг до друга, что я бы сделала – хм, кого я обманываю, – как я делала это много раз с полудюжиной других мужчин. Жуткое ощущение: все было проще, сильнее и страшнее, чем если бы сейчас оглаживали друг друга.
Я пошла за Бенджаменом, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Впервые с тех пор, как была подростком, я не совсем понимала, что же делать дальше. Затем я почувствовала дыхание Бенджамена на своей шее, он взял меня за руку и прошептал: «Пойдем со мной». И я подчинилась.
Бенджамен уложил меня на кровать, а сам стал зажигать свечи. Обычно это моя обязанность. На самом деле, когда доходит до создания романтической атмосферы, то есть практически все основания выбить на камне истину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64