Наверное, мой звонок покажется вам странным… – Короткая, еле заметная пауза, а затем мой собеседник продолжил громче и увереннее. Я представила человека, который отчаянно пытается взять себя в руки. – Меня зовут Гаррисон Грэнвиль. Думаю, вы каким-то образом можете знать мою сестру, Мелиссу Грэнвиль.
Этот голос… это имя… Я вспомнила летний день на снимке, который Маффи показывала мне в «Санси», изумрудную лужайку, густые тени и белоснежный дом на заднем плане.
– Маффи?
– Да, мы называли ее Маффи. Называли…
– Что случилось? – спросила я, но, думаю, уже тогда поняла, в чем дело, и ощутила комок в горле, почувствовала, что меня сейчас вырвет.
Гаррисон откашлялся. Да, он еще очень молод, судя по тому, каким мальчиком кажется на той фотографии, где стоит в спортивной куртке рядом с сестрой.
– Мы обнаружили ваше имя и телефон в ее записной книжке, – осторожно начал он. – Мне очень горько сообщать вам это, но Маффи… она умерла три дня назад.
– Что случилось? – спросила я и запоздало прибавила: – Примите мои соболезнования.
– Спасибо. – Гаррисон старался не терять мужества. – Можно спросить вас, откуда вы знали мою сестру.
Я сглотнула, еще раз, пытаясь сдержать рвотный позыв.
– Мы дружили, – прошептала я, жалея, что это неправда. – А что случилось, Гаррисон?
Снова короткая пауза. На этот вопрос мальчик еще не научился отвечать. Но к тому моменту, как состоятся похороны в самой лучшей епископальной церкви в их родном городке в Коннектикуте, он потренируется и, думаю, справится.
– Передозировка снотворного, – наконец осторожно ответил Гаррисон. – Мы не собираемся сообщать об этом прессе, так что я должен попросить вас сохранить сказанное в секрете.
Комната закружилась вокруг меня, и желудок накренился.
– Простите, – только и смогла сказать я, теперь мне пришлось зажимать рот рукой.
– Если вы хотите, мы известим вас о дате и месте проведения похорон, – неуверенно пробормотал он, но я не могла продолжать разговор.
– Нет, спасибо, – выпалила я на одном дыхании. – Мне так жаль.
К тому времени, как я положила трубку, я была уже на полпути к ванной. Меня чуть было не вырвало по дороге.
Я проползла по холодному кафельному полу в туалет, знакомым жестом обняла унитаз и почувствовала его прохладное прикосновение к моему лбу. Я закрыла глаза. Я снова в Атлантик-Сити, рядом со мной рядком разложены таблетки, готовые запрыгнуть мне в рот и унести меня туда, куда я хочу уйти. И голос моего отца, эхом доносящийся через годы: «Я хочу увидеть мою девочку». Закрытая дверь, меня так и не пускают, идиотский алтарь, сооруженный матерью в память о папе, – все вперемешку. Сколько раз смерть казалась мне предпочтительней жизни? Уснуть и уплыть туда, где ничего не нужно чувствовать, решать, делать… И не просто не бояться вечной темноты, а радоваться ей. Господи, это соблазн следует за нами по пятам, да?
Несмотря на все свои вялые попытки самоубийства, среди моих знакомых не было никого, кто покончил бы с собой, и тем более среди моих девочек.
Я уселась на холодный пол и стала оплакивать Маффи.
* * *
Позже, когда я лежала в постели с мокрым полотенцем на лбу, а рядом сидел Бенджамен и гладил меня по руке, я попыталась поговорить о случившемся.
– Почему?
Голос Бенджамена прозвучал очень трогательно.
– Кто же знает, – тихо сказал он. – Может, она не могла оправдать надежд своей семьи и не выдержала этого.
– Мне казалось, что она уже привыкла и не обращает внимания, – сказала я. – Господи, Бенджи, может быть, что-то случилось на вызове?
– Ну конечно же нет, – тут же возразил он. – Девочки работают каждый день, но никто из них не кончает жизнь самоубийством.
– Это мы так думаем, – мрачно заметила я.
Но Бенджамен меня не понимал.
– Эбби, тебе нужно выбросить это из головы. Ты не можешь отвечать за всех на свете. Эта девушка ведь не выходила на работу несколько недель, да?
Я беспомощно кивнула. Мы начали разбор полетов еще за ужином, когда Бенджамен позвонил Джейн и попросил ее посидеть за меня на телефонах – очень умно с его стороны. Я умудрилась впихнуть в себя три пластинки лазаньи, прежде чем снова рвануть в туалет и оставить там ужин.
– Значит, самоубийство не было реакцией на что-то случившееся во время вызова, – сделал вывод Бенджамен.
– Я пытаюсь вспомнить, с кем она виделась в последний раз. – Это было несколько недель назад, а я не веду записей. И обычно горжусь этим. – Не помню. Может, с Карлом Лианца, с парнем из «Четырех сезонов», она к нему часто ездила.
– Не важно, – снова повторил Бенджамен. – Это произошло не из-за тебя.
– Да, я знаю, – разозлилась я. – Даже я не настолько тупая эгоистка, чтобы не понять, что если кто-то кончает жизнь самоубийством, то это необязательно из-за меня.
– Я не это имел в виду, – обиделся Бенджамен.
– Знаю. – Но мне было ужасно плохо, и это не просто заезженная пословица, что на людях и горе в полгоря. – Просто ты ее не знал.
– Ты тоже, – заметил он. – Она работала на тебя, Эбби. Сколько раз ты с ней встречалась? Один? И вдруг ты начинаешь рвать на себе волосы, уж не подтолкнула ли ты ее к самоубийству? Все не так просто.
Где-то в глубине сознания голос предупреждал меня, что пора остановиться, и я вспомнила, увы, слишком поздно, что кто-то из родных Бенджамена покончил с собой. Двоюродный брат? Дядя? Девушка умерла, ее семья скорбит, а я только и могу сделать, что ухудшить состояние своего мужа, всего лишь пытающегося меня утешить. Отлично, Эбби, так держать!
А потом мне показалось, что Маффи с нами в комнате, и я явственно слышу ее голос. Слова, которые я никогда не смогу забыть, эхом отдавались в моей голове:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64