В гостиной Барри и Леонард, хрустя чипсами, смотрели по телевизору спортивную передачу. Неожиданно Барри вскричал, подскочив в кресле, словно его ужалили:
– Ты видел? Видел? Какой подлый прием!
– Вроде и в самом деле, – невозмутимо проговорил Леонард. – Посмотрим, сейчас будет повтор.
Не заинтересовавшись неспортивным приемом, Пейтон пошла на кухню, оставив на спинке кресла отобранный ею из предложенных ей вещей красивый шерстяной свитер, отделанный синелью и сутажом.
Грейс занималась стряпней. Она окончила кулинарные курсы и считала себя опытным кулинаром. Перед ней в большом блюде лежала горка куриных грудок, которые следовало отбить, обвалять в сухарях, обжарить и, наконец, обмазать сливочным сыром.
– Если вы разрешите, я помогу вам, – сказала Пейтон.
– Ну что ж, тогда помойте латук и приготовьте салат, – милостиво ответила Грейс.
– Будет лучше, если вы нарежете помидоры на четвертинки, – сказала она через пять минут, деланно улыбнувшись. – А потом достаньте из буфета синее блюдо, в нем донышки артишоков. Я вам покажу, как отделить съедобную мякоть.
Пейтон стало не по себе. В доме Грейс она чувствовала себя чужой, посторонней, и даже присутствие Барри не притупляло это гнетущее, неприятное чувство.
Разделавшись с артишоками, Пейтон пошла в спальню Белинды, где ей предстояло провести ночь. В комнате уже установили вторую кровать, ничем не отличавшуюся от кровати Белинды. Обе застланы чистым бельем, на обеих покрывала с подзором. У себя дома Пейтон перестала спать на кровати, после того как ее оккупировали клопы, которых было не изгнать никакими силами. Она спала на полу, расстелив поролон.
Между кроватями стоял туалетный столик с настольной лампой, а у стены высился зеркальный платяной шкаф. Книжные полки почти полностью были заняты небольшими фотоальбомами и различными статуэтками: медведи и морж соседствовали с жирафом и кенгуру. Книг было мало: видно, Белинда не была любительницей читать. Телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр – с ними, судя по всему, не до книг.
Пейтон подошла к шкафу, открыла дверцы. Помимо одежды, шляпок и всевозможных коробок с обувью в шкафу были мячи, теннисные ракетки, клюшки для гольфа, туристское снаряжение.
Пейтон вздохнула. Чистая постель, на завтрак свежие хрустящие булочки, теннис, гольф, увеселительные прогулки – все это не для нее. Ее мир – грязная комната с ободранными обоями да прогулки с собаками. Может быть, теперь все переменится, а Белинда даже научит ее играть в гольф или теннис? На вид она – серьезная, уравновешенная девица.
Пейтон стала рассматривать ее фотографии, висевшие на стене в застекленных рамках. Вот Белинда у собора Святого Петра, вот – в Ангкоре, а вот – у Стены плача. А вот она в лагере среди скаутов под белым полотнищем, на котором начертано КО-КО-КО-ШИР; на этой фотографии ей не больше двенадцати.
Пейтон потянуло домой, хотя она и хорошо понимала: если уедет, Барри расстроится. Завтра утром он собирался сводить ее к своему приятелю, во второй половине дня Грейс устраивала праздничный семейный обед, а в пятницу, послезавтра, – перед отъездом Пейтон домой – Барри намеревался сводить ее в ресторан. Но, может, уехать на ночь домой и вернуться завтра к праздничному обеду?
– И не думай! – воскликнул Барри. – Если уедешь, будешь дома лишь к ночи, а завтра тебе придется рано вставать. Да и к чему это все? Может, тебя стесняют мои родители? Напрасно. Ты им очень понравилась, уверяю тебя.
После обеда Барри, обрадовав Пейтон, предложил прокатиться.
– Отец дает нам машину, – радостно сообщил он.
– А куда вы собираетесь ехать? – спросила Грейс.
– Пока не знаю, – ответил Барри. – Может, сходим в кино, а может, посидим в баре, если там окажется кто-то из моих однокашников.
– Только не вздумай пить, помни – ты за рулем. Может, возьмете с собой Белинду?
– Она уже нагулялась, пришла домой лишь к обеду, – угрюмо ответил Барри. – Да и потом мне хочется побыть с Пейтон наедине. Мы давно не виделись.
Едва отъехав от дома, Барри положил руку Пейтон себе на пенис.
– Ты чувствуешь? – спросил он. – Я просто изнемогаю. Приходи ночью ко мне.
– Ты что, Барри! Если я уйду, Белинда услышит, да и Грейс будет ночью прислушиваться к каждому шороху. Она ясно дала понять, что спать вместе до свадьбы предосудительно. Если нас застукают, а это случится наверняка, мне завтра никому в глаза не взглянуть.
Проехав около мили, Барри свернул на узкую улочку. Дома здесь выглядели беднее, но было заметно, что все они не раз перестраивались, давно потеряв изначальный вид. Дома были разные, но первый этаж каждого дома был оборудован венецианским окном, смотревшим в такое же окно по другую сторону улицы. Вдоль домов тянулись деревья с обнаженными бурыми сучьями и безлистными ветками, освещавшиеся призрачным светом уличных фонарей. Около одного из домов Пейтон увидела лохматого пса, привязанного цепью к натянутой между двумя деревьями проволоке. Заметив машину, пес тявкнул несколько раз, после чего, видимо, посчитав острастку достаточной, улегся на корни одного из деревьев.
Улица привела к пустырю, впереди чернели кусты. Доехав до кустарника, Барри остановил машину.
– Пейтон, – глухо произнес он, – я больше так не могу. Ты возбуждаешь меня. Я на самом деле изнемогаю.
Пейтон пожалела его в душе. Видно, тяжко на самом деле, когда между ногами буйствует неуправляемый кусок плоти, постоянно дающий о себе знать, будто малый ребенок, ежеминутно канючащий, чтобы ему купили конфету или мороженое. Пейтон оглянулась, посмотрела в стекло. Вроде никого нет, собак не выгуливают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97