Но она ничего не знала и тем же тоном вещала:
– И в тот самый момент, моя дорогая, когда грешнику кажется, что он превыше Создателя, дьявол и появляется. О, и это будет уже не миляга-друг или веселый сосед, се будет ужасный, пощады не ведающий монстр, от коего нет спасения! И вырвет он из груди грешника душу, и несчастный, променявший свое божественное предначертание на жалкие наслаждения, отправится прямиком в геенну огненную! Прямиком в преисподнюю!
Тетя могла твердить о подобном часами, недаром же она посещала все службы в церкви, смотрела в рот падре, обрушивающемуся с чуждой истинному христианину непримиримостью на тех, кто нарушает десять заповедей, и отмечала в особой тетрадочке имена тех, кто не явился на мессу. Тетя Клара никак не могла смириться с тем, что церкви, внезапно наполнившиеся молящимися после краха коммунизма в Герцословакии, начали через несколько лет столь же стремительно пустеть – люди разочаровывались в вере, отдавая все свои силы поискам денежной работы и тех самых наслаждений, ранее находившихся под запретом компартии.
– Тетечка, я заказала тебе еще два пирожных, – проворковала Ванда, и официантка поставила перед тетей Кларой две тарелочки с изумительными творениями кондитерского искусства: шоколадным, с засахаренной вишенкой, и ананасово-клубнично-виноградным, с желе.
Тетя Клара посмотрела на часы, висевшие на стене кондитерской, и с тоской в голосе произнесла:
– Почти семь, тебе через четверть часа нужно быть в музыкальной школе…
– Тетечка, кушайте на здоровье! – воскликнула Ванда. Она знала: тетке потребуется не меньше получаса, чтобы справиться со сладостями. – Школа-то всего в трех шагах отсюда, я сама до нее доберусь.
– Но я обещала твоим родителям… – начала тетя Клара, но ее голосу не хватало уверенности. Дьявол, подумала Ванда, добрался и до тети Клары – в форме вкуснющих пирожных и тортов.
Ванда поднялась со стула, засунула под мышку папку с нотными листами и произнесла:
– Тетечка, вы же знаете, что можете мне доверять! История с… ну, вы знаете, с кем… осталась в прошлом! Я прекрасно понимаю родителей и одобряю то, что они, уехав в командировку, попросили вас приглядеть за мной. Так что оставайтесь в кондитерской, а я пойду на занятия. В половине десятого я буду дома!
Тетя Клара, в чьи обязанности входило не спускать с Ванды глаз, пока родители ездили в столицу по делам фирмы, быстро пошла на компромисс с собственными убеждениями и, главное, со страстью к пирожным.
– С занятий я сразу отправлюсь домой, – заверила ее Ванда и, чмокнув в щеку, вылетела в ноябрьскую тьму.
Лешек поджидал ее за углом. Молодой человек привлек Ванду к себе и поцеловал. Девушка ударила его нотной папкой и, поправив беретик, прошипела:
– Только не здесь! А что, если нас увидят? У тетки везде имеются осведомители!
Юноша, прищурив зеленые глаза, от которых Ванда сходила с ума, небрежно произнес:
– Твоя помешанная на религии тетушка снова внушала, что заниматься сексом до брака грешно? И опять дьяволом голову морочила?
* * *
Ванда познакомилась с Лешеком прошедшим летом, через день после того, как ей исполнилось пятнадцать. Лешек был водителем микроавтобуса, на котором приехали музыканты. Ванда сразу обратила внимание на невысокого, ладно сложенного темноволосого молодого человека, занимавшего водительское сиденье и лениво курившего сигарету.
Она никак не могла выбросить незнакомца из головы, и когда на следующий день столкнулась с ним около дома, то оторопела: как он попал сюда?
– А ты симпатичная, малышка, – сказал он.
Ванда покраснела – она находила свои уши слишком большими и оттопыренными, нос – горбатым, а волнистые русые волосы – невыносимыми.
– Меня зовут Лешек, – произнес он и улыбнулся. – Я сразу приметил, что ты на меня запала. Так ведь?
Лешек стал для Ванды самым большим секретом того лета. Он был на семь с половиной лет старше девушки, подрабатывал то здесь, то там частным извозом, покуривал марихуану и обожал «Раммштайн».
Ванда влюбилась в Лешека без оглядки, и, когда тот потребовал от нее доказать искренность своих чувств, она забралась с ним на чердак (родители были дома и не подозревали, чем занимается их единственная дочь). Окрыленная словами Лешека, уверявшего, что они поженятся еще до Рождества, Ванда поведала обо всем своей лучшей подруге Милославе, с которой была неразлучной с самого детства. Ванда рассказала ей и о планах сбежать из ненавистного родного городка в столицу – Лешек уверял, что найдет хорошее место.
Планы так и не реализовались: вечером того же дня отец, выпоров Ванду, запер ее в комнате, запретив покидать дом, а сам отправился в полицию, дабы обвинить Лешека в растлении малолетней. Оттуда отец вернулся вместе с дородной дамой, представившейся работницей полиции. Ванда не хотела никого видеть и, накрыв голову подушкой, лила слезы, то ли из-за синяков на попе, то ли из-за того, что так и не удалось сбежать в Экарест.
Отец стащил девушку с кровати и заставил выслушать рассказ полицейской. Та прихватила с собой копии кое-каких документов из дела Лешека. Выяснилось, что он начал карьеру в возрасте десяти лет с кражи в овощном магазине, в двенадцать попался при попытке раскурочить банкомат, в пятнадцать оказался замешанным в изнасиловании – сам Лешек в истязании жертвы участия не принимал, доверив это дело старшим товарищам, однако стоял на шухере, где и был пойман с поличным бдительным гражданином. Лешеку дали полтора года и отправили в колонию для малолетних. Когда его через восемь месяцев выпустили за примерное поведение, подросток вернулся домой, где его ждали вечно пьяный отец и прикованная к кровати из-за перелома позвоночника мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22