Однако, в иные утра ему удается убедить себя в обратном. Он принимает холодный душ, требует на завтрак яйца, чувствует свежий приток утраченной, казалось бы, настойчивости, и бросается вперед, готовый сдвинуть с места небо и землю, чтобы вновь завоевать Алину Жерико.
Так было и тогда, когда он решил под предлогом вступления во владение приобретенной резиденцией дать ужин в черных галстуках, с единственной истинной целью увидеть свою бывшую жену в новых декорациях, которые заставили бы ее забыть прежнюю уголовщину и варварство.
Сеньорита Мельба Фоукон позаботилась обо всем, от меню до списка приглашенных, и не пожалела сил, чтобы показать во всем блеске все символы нового престижа. Афганские борзые разгуливали по залам, ведомые на поводке лакеем; мажордом впервые надел парик, чтобы скрыть лысину; три служанки щеголяли в черных передниках с белыми нагрудниками, в белых чепцах и перчатках; камин пылал, несмотря на зной тропической ночи; вазы были наполнены розами цвета лосося; высокие королевские пальмы в саду – подсвечены прожекторами; вереница факелов сопровождала гостей вдоль всей крытой галереи, ведущей к главному входу.
Непреклонная в отношении отбора публики, Мельба Фоукон включила в список приглашенных лишь немногих жителей Порта.
– Говорят, она сказала, что слишком много провинциалов звать не годится, это снижает уровень.
– Также она не пригласила ни военных, ни королев красоты, каковые в изобилии встречались на прежних празднествах у Мани.
– О братьях Монсальве и говорить не приходится. Она питала отвращения к этим нелюдимым, неприглядным типам, увешанным золотыми цепями и в перстнях с бриллиантами. До сих пор они не входили в новый дом Мани, и уж в торжественный день Мельба Фоукон не собиралась им это позволять, а то из-за них все старания пошли бы прахом.
Напротив, она зафрахтовала чартерный авиарейс из столицы – самолет заполняли представители столичного общества, получившие приглашения с гарантированным проживанием в отеле. Среди них числился действующий министр, глава одного из государственных ведомств, директор радиопрограммы, владелец могущественной финансовой группы, главный ведущий национального телевидения и звезда популярного телесериала.
Алина Жерико получила приглашение на карточке с гербом, но, несмотря на предупредительное «RSVP», не ответила, будет ли она – в результате Мани сгорал от ожидания, поскольку возможность оставалась открытой.
Вечер торжества – согласно понятиям и указаниям сеньориты Мельбы – хозяин встретил в белом смокинге от Сен-Лорана, держа в руках стакан виски со льдом.
– Зачем, он же не пил спиртного?
– Он и не выпил ни глотка за весь вечер, но как; только он оставлял полный стакан где-нибудь на столике, сеньорита Фоукон тут же подавала ему другой, потому что стакан в руках был составляющей достойного облика. Она не давала себе передышки в войне с причудами и скверными манерами Мани, и в большинстве случаев это принесло отличные плоды. Если, конечно, не считать некоторых с треском провалившихся затей, вроде попытки заставить его сменить «Кола Роман», плебейскую газировку кричащего цвета, на международно признанную «Кока-Колу».
Мельба Фоукон была довольна. Она оглядывала Мани Монсальве под разными углами из разных точек зала и убеждалась, что этот человек претерпел подлинное превращение с того вечера, когда она впервые увидела его в немыслимом костюме цвета тыквенного супа, в черных с серым башмаках и в галстуке с зелеными ромбами. Сейчас, при всей критичности взора, которым она его окидывала, чтобы обнаружить и исправить погрешности, и несмотря на асексуальный профессионализм, коим ока притязала подавить свою женскую чувственность, пиарщица и имиджмейкерша ощущала мужской магнетизм, исходящий от ее странного шефа, и с изумлением замечала, как отлично смотрится французский смокинг на его атлетической, безупречных пропорций, фигуре. Фоукон дошла далее до того, что потом в узком кругу высказалась в том смысле, что красивая ловкость движений Мани Монсальве, присущая ему еще в люмпенском состоянии, может сойти за пластичность спортсмена или за небрежность аристократа. «Если бы только не этот зеленоватый цвет кожи, словно его тошнит, – вздыхала Мельба, – да еще и этот шрам, прямо на лице отметина преступного мира…»
Мельба Фоукон увидела, что Мани отделился от общества и стоит в одиночестве, и направилась к нему, чтобы внушить ему две меры, способные сделать его внешность еще импозантнее.
– Советую вам, сеньор Монсальве, – она, как всегда, обратилась к нему тоном, средним между властным и исполненным ужаса, – словно не могла решить, обращается она к поденщику или к господину вселенной, – советую вам впредь уделять по утрам двадцать минут солнечному загару, и… не обижайтесь, что я говорю вам об этом, но, по-моему вам надо сделать пластическую операцию, чтобы удалить этот шрам…
Словно сеньориты и вовсе не было, Мани Монсальве перевел взгляд со своих часов на дверь зала, снова посмотрел на часы, и снова на дверь. Она поняла, что он ее не слушает, и подумала, что выбрала неудачный момент: он, должно быть, нервничает в присутствии стольких лиц высокого ранга.
– Пойдемте со мной, – сказала она, меняя тему на наиболее, по ее разумению, подходящую. – Будет уместно, если вы поговорите немного с сеньором министром, который сделал нам честь своим посещением, и кстати мы воспользуемся возможностью, чтобы вас вместе сфотографировали.
– Не сейчас. Лучше найдите мне адвоката Мендеса.
Мани был поглощен одной заботой: уже полдесятого вечера, все приглашенные приехали, а Алины, однако, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82