Любое творчество предполагает определенный риск. Леплю ли я горшок, сочиняю ли поэму, я всегда рискую испортить этот горшок или эту поэму. С другой стороны, творчество означает, что творению дается шанс. В противном случае это не творчество, а производство. Шанс дается любому творению, даже неудачному – выродку, уроду. Бог – не промышленник. Бог – поэт, Он не зачеркивает написанное. Вы вот только что подумали, кто мы такие? (Петр Петрович почти не удивился, что его мысль так легко угадали.) Мы – Владимир Ильич, я и кое-кто другой – Риск Божий.
Вы можете сказать, в некотором смысле, что Он всемогущ, но в один прекрасный момент, возможно в момент расстройства, Он отказался от Своего всемогущества, и мы воспользовались этой лазейкой. И вот мы здесь. У нас тоже есть шанс. У нас есть шанс победить Его. Он Сам дал нам его. А коль скоро мы Его ненавидим, мы не преминем воспользоваться оказией, которую Он по наивности Сам нам предоставил. Понятно я говорю? Вы за мной поспеваете?
Петр Петрович иронично пробормотал, что он понимает производные и даже, с некоторым усилием, интегралы.
Феликс Эдмундович невозмутимо продолжал:
– Какова цель Бога? «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». Киприан Карфагенский. История спасения лишь частный случай в истории обожения человека. Если Богу не удастся обожить человека, Он проиграет всю партию сотворения мира. Не скрою, это доставило бы нам удовольствие… (Ильич кивнул и постучал по бумагам своим красно-синим карандашом.) Однако для богостановления человека необходим движитель. Мы, как можем, стараемся понемногу вывести этот движитель из строя… Получалось пока неважно… Но вот появились вы и принесли нам средство, которое позволит уничтожить его раз и навсегда.
– Минутку, минутку, – перебил Петр Петрович. – Вы рассуждаете так, как будто Бог существует. Но вы ведь не математики. Стало быть, вы не доказали Его существования. Так что же вы… верующие?
Взгляд его переходил с одной маски на другую. Ильич дружелюбно рассмеялся.
– Не думайте об этом, любезный Петр Петрович. Мы с вами не совсем на равных. У нас другие источники информации, чем у вас. Знаете ли, кроме математических доказательств и веры простого угольщика, есть кое-что еще… Продолжайте, прошу вас, Феликс Эдмундович.
– Продолжим. Вы знаете, что Бог никогда не показывался людям. Моисей увидел Его, но со спины. О чем это говорит? Богословы считают, что увидеть Бога было бы для нас все равно что оказаться рядом с солнцем: такое количество света ослепило бы нас, сожгло на месте. Действительно, вполне возможно, что такое зрелище уничтожило бы человека в его современном состоянии. Возможно также, что все это сродни байкам о сидящем в буфете «сереньком волчке», которые рассказывают детям, чтобы они не лазали туда без спросу за вареньем. Неважно. Человек не должен видеть Бога, потому что это противоречит Его, Бога, плану. Все говорит об этом. В вашей гипотезе нет ни слова о том, что мы можем Его увидеть, а значит, мы не рискуем ослепнуть от Его сияния. Речь идет о познании Его, что не несет для нас никакой опасности, но что также не входит в Его планы. Понимаете, почему нас это так интересует? Вернемся к движителю обожения человека, имя которому вера. Это действительно движитель в физическом смысле слова: когда Иисус говорит о вере, которая двигает горы, понимать Его следует буквально. Вера – это бульдозер. Я еще раз напомню вам о чудесах. Они происходят лишь в тех случаях, когда вера реципиента или просителя находится на достаточно высоком уровне. Аврааму вера зачитывается как добродетель. Вера дает человеку ключ к потустороннему миру. Возьмите монахов, которые ради нее добровольно отказываются от реализации своей мужской природы. Возьмите мучеников, которые ради нее дают себя распилить надвое. Вера – это защита от падения. Вера в нашем мире – это крапленая карта Господа Бога. Вся она целиком заключена в одной фразе, столь же гениальной, как формула Эйнштейна: «Отче наш, Иже еси на небесех». Если бы он был не «на небесех», то есть не в мире ином, не было бы и веры. Как вы сами видите, вера предполагает отсутствие какой бы то ни было уверенности иного порядка. Вспомните апостола Павла. Греки, говорит он, требуют доводов разума, иудеи – чудес, мы же можем им дать лишь распятого Господа. Что же это значит, как не то, что вера – единственный путь? Мы приложили все силы, чтобы уничтожить веру, благодаря которой только и могут осуществиться планы Господа Бога. Мы работали в трех направлениях: террор, пропаганда, подрыв изнутри. Однако эти методы, отлично зарекомендовавшие себя в политической борьбе, – мы уничтожили монархистов, либералов, меньшевиков, а скоро склоним на свою сторону иностранные державы, – эти методы бессильны в борьбе против веры. Ее не сокрушить. Необъяснимо? Это опять одна из Христовых штучек, вроде «проигравший выигрывает». Но мы с ним играем в разные игры. Владимир Ильич – человек практический, и мы с ним решили (тут они обменялись почти игривым взглядом), что нам тоже пора научиться играть в эту самую игру. Но мы не знали как. Впрочем, как бы это сказать, это нам вовсе не по темпераменту. Наша цель проста: добиться, чтобы Бог оставил человека в покое, чтобы Он перестал стучаться в дверь. Самое простое для этого – открыть эту дверь настежь. Но как? Кажется, вы пришли дать нам для этого средство.
* * *
Камера священника была залита светом, таким, что ему пришлось закрыть глаза, но веки не могли защитить зрачки от этого сияния, и он заслонил глаза руками. Он все твердил, задыхаясь:
– Пошли Твоих ангелов, Господь Саваоф!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89