Алекс было тридцать два года, и воскресенья она любила проводить одна. Все долгое воскресенье ее лицо скрывалось за маской сонного участия в делах своих детей, вместе с которыми она, вскоре после смерти матери, подчиняясь их необоримому желанию, вернулась назад, в Маленький Город, в свой родной дом; и если кто-нибудь неожиданно на нее смотрел, маска распадалась, словно рельсы игрушечной железной дороги в узкой детской, если слишком быстро и слишком широко распахнуть дверь. Маленький Город лишь на время, случайно стал ее пристанищем, имя этого города больше, чем когда-либо, было для нее чужим. Если бы они все вместе сейчас переехали в Париж к Раулю, где он вместе с Александрой Поспишил снимал свой первый игровой фильм, тогда пришлось бы оторвать Лукаса от занятий виолончелью, а Оливеру – расстаться со своим футбольным клубом; но с другой стороны, почему бы и не вырваться из привычного круга жизни. Через год у Рауля и Алекс родилась дочь, которую они назвали Яэль, и теперь они старались жить все время вместе, изо дня в день, составляя вместе меню и списки покупок, наняли приходящую прислугу, раз в неделю приглашали няню побыть с ребенком и все время смотрели друг на друга так, словно были до крайности удивлены, что они еще по-прежнему вместе.)
Они расстались молча перед дверьми закрытого бистро в полвторого ночи, зная только имя и адрес друг друга.
В воскресенье поздно утром Алекс и Сильвио вместе с детьми были приглашены к родителям Сильвио на завтрак. В ночь на понедельник они в последний раз спали вместе, но поскольку они сами этого не знали, то были друг с другом не очень пылки и довольно невнимательны. Когда Сильвио заснул, Алекс выпила две таблетки риталина, сняла со стен большие репродукции своих любимых картин и закрасила их черной масляной краской; среди них был и автопортрет Паулы Модерзон-Беккер, сделанный на шестой день после свадьбы. Паула Модерзон-Беккер в феврале 1906 года неожиданно на целый год с лишним уехала в Париж. Своего мужа, художника Отто Модерзона, она оставила дома; он вместе с дочерью остался в Ворпсведе. В Париже в своем гостиничном номере она в тридцатилетнем возрасте написала свой автопортрет на шестой день после свадьбы: верхняя часть тела у нее обнажена, и она стоит так, словно вынуждена упереться головой в верхний край картины, на фоне бесконечного узора обоев, а большие глаза направлены в зеркало, она скептически разглядывает себя. Руки обнимают большой живот. Не будучи беременной, она изобразила себя как беременную женщину и в это же самое время писала своему мужу: «Я не могу сейчас приехать к тебе, просто не могу. И я вовсе не хочу сейчас, чтобы у меня был от тебя ребенок… Мне нужно подождать, пока все вернется или же появится что-то другое». Отто Модерзон навещал ее с октября 1906 года по март 1907-го. Как пишет одна исследовательница ее биографии, весной супруги, «полные добрых намерений и планов на будущее, вернулись в Ворпсведе. Паула стала спокойнее, но в то же время утратила большую часть своих иллюзий». Своей подруге Кларе Паула писала, что она не из тех женщин, которые могут жить самостоятельно, и что Отто может обеспечить ей больше свободы для самореализации, чем кто-либо другой. К тому же она была беременна. Через три недели после рождения дочери Матильды она умерла от эмболии легкого.
В понедельник утром Рауль позвонил ей и сказал, что съехал со своей прежней семейной квартиры и в пятницу зайдет.
Алекс положила трубку и съела полплитки шоколада, которая случайно лежала на диване. Как только дети вышли из дому, она легла обратно в постель и включила телевизор; она ела чипсы и не подходила к телефону, когда он звонил.
У нее не было сил ни работать, ни мыть посуду, ни смотреть в ясное небо.
В четверг вечером она сказала Сильвио, что абсолютно против своей воли влюбилась в одного тележурналиста, и Сильвио не нашел ничего лучше, как ударить ее в глаз, под глазом всплыл синяк, так что Сильвио, став совиновником происходящего, облегчил себе расставание.
Рауль подарил ей семь алых роз в честь первых семи лет с момента их встречи.
Летом они вместе с детьми поехали во Францию, к морю, осенью Алекс отвезла детей к своей матери, и тогда они отправились в Италию, и, наконец, зимой они вдвоем поехали в Негев, где прыгали по отрогам восточноафриканских каменоломен, в этой затхлой ране, раскрывшейся много веков назад, ране, которой никогда не суждено будет уже зарасти, где камни крошатся, переливаясь всеми цветами радуги.
В начале марта Алекс переехала с детьми в Цюрих, на улицу Парадизштрассе.
Дети скорее терпели его, нежели любили. Рауль терпел их значительно реже, чем любил, – мысленно, разумеется. Он плохо переносил их несокрушимую пока самовлюбленность (которую, как он считал, опираясь на опыт собственного детства, давно пора было сокрушить), то, что они напрямую, без обиняков, выражали свои элементарные потребности: «Ты что, молока не купила?» – с упреком говорили они Алекс, когда она, безмерно устав от живописи, возвращалась домой; «Сейчас читай мне книжку; где мои спортивные шорты». Шоколадные талеры в обертке из золотой фольги от «Crossair», которые Оливер и Лукас иногда находили полурастаявшими у себя под подушкой, новые магнитики-сувениры на холодильнике, – копии лондонских телефонных будок и маленькие статуи Свободы – были для них всего лишь свидетельством того, что Рауль постоянно куда-то уезжает, доказывали (хотя и невольно), что он здесь чужой.
В ночь на 29 мая 1994 года сверху упало небесное тело и пробило на поверхности маленькой планеты ее мира болезненно глубокий кратер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34