Тот факт, что она просто-напросто бросила своего сына и отказалась от весьма завидного социального положения, был для профессора Канали вполне основательной причиной не доверять ей. Впрочем, вплоть до настоящего времени ему не удалось установить какую-либо связь между этой женщиной и пропажей черепа. Ада Маргарет Слиммернау вполне могла бы рассказать кое-что интересное о ней; женщины наверняка были знакомы лично, но расспрашивать Аду о чем бы то ни было Федерико считал пустой тратой времени. С другой стороны, мажордом виллы Сересас, взявший на себя слишком большие полномочия, которые ему, собственно говоря, никто не передавал, играл в этой истории явно не последнюю роль. Впрочем, его деятельность на посту управляющего поместьем после смерти владельца осуществлялась в полном соответствии с мексиканскими законами. До момента окончания судебного дела о наследстве умершего актера было бесполезно оспаривать право Хоакина находиться в поместье и держать под присмотром все имеющееся в роскошном особняке имущество. Сам актер очень усложнил ситуацию, оставив не просто завещание, а документ с десятками приложенных к нему позднее дополнений и распоряжений. Судя по всему, еще какие-то сюрпризы могли всплыть после вскрытия арендованных покойным сейфовых ячеек в некоторых швейцарских банках. Бедный Антонио вконец запутался и не понимал, откуда вдруг появилось столько претендентов на отцовское имущество и почему вокруг него самого закрутились столь странные события.
Согласно основному завещанию, единственный сын актера объявлялся и единственным его наследником, чье право на имущество умершего отца являлось преобладающим над любыми требованиями и претензиями других лиц. Но если все так ясно и однозначно сформулировано, то на что, спрашивается, рассчитывал Хоакин? Какие планы он строил, снимая на пленку панихиду и похороны? Почему он так держался за свое пребывание в Сересас и, самое главное, почему так настаивал, чтобы именно ему была передана на ответственное хранение самая большая в стране коллекция старых фильмов?
Федерико задавал себе все эти вопросы, наблюдая за сидевшими в дальнем конце зала Винченцо и Андреа де Лукка. Вскоре к их компании присоединились еще двое: высокая некрасивая женщина с каким-то неестественным цветом лица и дородный мужчина, чье лицо, напротив, было налито кровью. В данный момент они оживленно что-то обсуждали, и аристократу даже пришлось призывно поднять руки, чтобы высказать какое-то суждение, касавшееся, по его мнению, всех присутствовавших. Некрасивая женщина время от времени с презрением поглядывала на Коломбину, которая с олимпийским спокойствием этого не замечала. Винченцо наклонился к библиотекарю и что-то нашептывал ему на ухо. Все это представляло собой на редкость отталкивающее зрелище, и Федерико даже посмеялся сам над собой, над своими страхами и над тем самым временем, которое, как он полагал, работало против него.
Антонио проснулся и обнаружил, что его друга в гостинице нет. Это немало озадачило его и расстроило. В голове кружились невеселые мысли: Федерико ушел, бросил его одного в чужом городе, в чужой стране, где и говорить-то ему приходилось, коверкая язык настолько, что его речь превращалась в жалобный, униженный плач. В некотором роде такое жалкое существование его, конечно, устраивало: выброшенный из обычного окружения, он словно оказался вне привычного достатка и возможности покупать комфорт существования за деньги. Что ж, не зря он так усиленно бежал от своего богатства все последние годы, пытаясь стать кем-то вроде Пиноккио, который мог противопоставить злой воле окружающих лишь свою хитрость и накопленный за время нелегких приключений опыт. Ему не было дела ни до огромного состояния отца, ни до той славы, которую он, как единственный потомок, должен был унаследовать вне зависимости от того, как разделили бы в суде отцовское имущество. Нет, в жизни ему была теперь интересна лишь та судьба, которую он выбрал для себя сам – в тот вечер на Гаити в компании двух самых близких друзей. Но дружба дружбой, а он остался один – запутавшийся в простынях, в чужом городе, в какой-то странной гостинице более чем сомнительного уровня. Федерико бросил его, и, вполне вероятно, бросил навсегда. Да, итальянец действительно не доверяет ему. Нужно было предположить такой ход событий и постараться как-то развеять сомнения друга. Впрочем, как можно убедить взрослого человека в том, что ему нужно срочно уезжать из родной страны на другой конец света? Сам Антонио был уверен, что дома, в Мексике, он сумел бы защитить и себя, и Федерико. Никакие длинные руки карбонариев не дотянулись бы до них через океан, никакие запачканные кровью ногти не грозили бы разорвать их там, под защитой камня Солнца. А если бы даже и возникла какая-то опасность, у себя дома Антонио знал бы, что делать и к кому обратиться за помощью. Тот же Ласло смог бы спрятать их, пока не кончится эта черная полоса в их жизни. Не зря же адвокат сумел ускользнуть от нацистов и преодолеть все ловушки, расставленные после войны американцами для таких, как он. Ласло был необыкновенным человеком, уж он-то никогда бы не бросился в волны Слэптонского залива. В жилах этого венгра текла самая густая кровь в мире. Он, наверное, смог бы ужиться с кем угодно, даже с инопланетянами. После всего, что он пережил и видел, его не надо было убеждать в том, что жить нужно столько, сколько тебе отпущено, и цепляться за эту жизнь всеми силами. Ласло не только сумел выжить, но и просто потерял способность умирать. Антонио встал с кровати и дотянулся до телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158