Не стану отрицать, что такой подход и такие успехи студентки, не специализирующейся на моем предмете, произвели на меня глубокое впечатление. Мы не раз продолжали начатые разговоры уже за порогом аудитории, а иногда она даже провожала меня в лабораторию. Постепенно я стал все больше доверять ей, и мы начали видеться чаще, в основном – в университетской библиотеке. Во время одной из этих встреч я узнал, что она всерьез занялась изучением итальянской народной культуры. Целью ее исследования было показать влияние итальянского народного театра на появление драматического театра в Англии. Она была увлечена своей работой, и, насколько я могу судить, ее исследования шли успешно. По ее скромному мнению, выводы, к которым она пришла в результате изучения множества документов, позволили ей воспринимать театральное искусство совершенно иначе. Насколько я понимаю, она собиралась обнародовать свои сенсационные заключения. За день до моей встречи с ней ко мне заглянул Марк. Ему понадобились мои связи, чтобы получить доступ в главный читальный зал библиотеки Британского музея. Естественно, я поинтересовался, зачем ему это понадобилось. Вот тогда он и рассказал мне странную историю о каком-то черепе, который вы втроем купили где-то на Гаити. Этот череп, судя по всему, действительно обладает колдовской силой, потому что с его появлением мой племянник резко изменился. Он стал беспокойным, неуравновешенным и при этом был готов хвататься за любые книги, лишь бы получить интересовавшую его информацию. Он рассказал мне о мулатке Лурдель, о потерпевшем крушение судне под названием «Lone» и о фрагментах человеческих останков, весьма странных с точки зрения антропологии… В конце концов он не выдержал и назвал мне имя Пиноккио; впрочем, похоже, он тотчас же раскаялся в собственной слабости. Я рассмеялся, не в силах сдержаться. Марк сразу же замолчал и потупил взгляд. Я, конечно, извинился и объяснил, что смеялся не над ним, а над его наивностью. Не может же разумный, образованный человек так легко верить во всякие сказки и небылицы. Надо подходить к любой проблеме здраво и осмотрительно, требовать доказательств или хотя бы косвенных свидетельств любой гипотезы. Но, увы, он меня уже не слушал. Когда он собрался уходить, я сказал ему: «Ладно, договорились, я устрою тебе пропуск в читальный зал, а кроме того, познакомлю тебя с человеком, хорошо знающим ту эпоху, когда была написана знаменитая сказка Карло Коллоди». Он пожал мне руку, и больше мы никогда не говорили на эту тему.
Федерико внимательно выслушал рассказ Пола, но, судя по всему, у него по-прежнему оставались вопросы, требовавшие ответа.
– А как ты сумел убедить Аду помочь твоему племяннику? У такой женщины наверняка не слишком много свободного времени, и она вряд ли стала бы тратить его, чтобы потакать чьим-то инфантильным капризам. Как они познакомились?
Пол чувствовал себя как на допросе. Он ощущал в словах профессора Канали недоверие к нему человека, потерявшего друга и не знавшего причин его смерти. Он прекрасно понимал душевное состояние Федерико и был готов терпеливо отвечать на его вопросы, не обращая внимания на их несомненную бестактность.
– Знаешь, все получилось как-то само собой. В день рождения Ады я заглянул к ней в гости. Она была очень рада видеть меня и пригласила пообедать с ней. Я воспользовался этой возможностью, чтобы рассказать ей о Марке. К тому времени у него уже несколько месяцев был пропуск в читальный зал, и, как рассказывали мне друзья, он появлялся в библиотеке как минимум раза два в неделю. Естественно, я не стал рассказывать Аде ни про Пиноккио, ни про странный носатый череп. В конце концов, Марк сам попросил меня, чтобы это осталось между нами. Я лишь рассказал ей, что у меня есть племянник, который интересуется историей Италии эпохи, предшествовавшей объединению страны. Она слушала меня, не перебивая и жадно впитывая каждое слово. В общем, в тот вечер она не столько ела или говорила, сколько слушала. В итоге она разговорила меня так, что я описал ей Марка во всех подробностях. Я рассказал, как он выглядит, какие у него вкусы, а она даже успела расспросить меня о его детстве. Благодарный за такое внимание, проявленное к моему родственнику, я подробно описал ей все, что смог вспомнить. Рассказал о странностях его матери, о меланхолически-депрессивном складе характера его отца, о бабушке и проданном старом доме, о ваших путешествиях, вашей дружбе, и уже под конец разговора, когда мы подняли тост за ее день рождения, я, к сожалению, проговорился о том, о чем следовало бы промолчать. Да, я назвал имя Пиноккио. Признаю свою вину. Почему так получилось, сам не знаю. Ощущение такое, что меня кто-то тянул за язык. Может, это был тот самый Джеппетто. После этих слов, согласно канонам народной сказки, мой язык должен был либо отсохнуть, либо превратиться в деревяшку.
Слушая Пола, Федерико все больше склонялся к тому, что этому человеку можно доверять, однако в душе у него все сильнее закипала ненависть к Аде, этой английской Коломбине. Конечно, это она расставила те силки и ловушки, в которые угодил Марк, она довела его до смерти. Никаких сомнений у него не оставалось. Его вердикт был окончательным, а в отношении к вдове друга не осталось ничего, кроме резкой антипатии. Вскоре у него на глазах вновь выступили слезы. Однако они не были проявлением его слабости: страх покинул его тело, и Федерико был полон решимости немедленно поговорить с Адой Маргарет Слиммернау, причем поговорить начистоту и высказать все, что он о ней думает.
На подходе к дому, который в последние недели служил пристанищем молодой пары, Федерико почувствовал сильную дрожь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158