В кабинете Ласло дворецкий появился в синей джинсовой куртке и кричаще-белых брюках. Чем-то он напоминал моряка-яхтсмена, сошедшего на берег в сомбреро, поля которого прикрывали от посторонних взглядов верхнюю часть его лица, включая и глаза.
– Сеньора всегда вела себя исключительно корректно. Это заявление мажордом сделал буквально с порога, только-только усевшись в глубокое кресло и выслушав первый вопрос собеседника.
– Она никогда не выходила из себя, не теряла душевного равновесия. Я ни разу не слышал от нее хотя бы слова на повышенных тонах. Она всегда говорила ровно и очень спокойно.
Ласло, несколько сбитый с толку таким заявлением, не сдержался и воскликнул:
– Она что, была растением, а не живой женщиной? Вы лучше скажите, были ли у сеньоры поводы на что-нибудь жаловаться.
Хоакин, которому, по всей видимости, было свойственно несколько иное чувство юмора, чем адвокату, с сомнением покачал головой:
– Не знаю, были ли у нее причины жаловаться, но жалоб с ее стороны не поступало. За это я ручаюсь.
Ласло, которого уже стало разбирать любопытство – чисто человеческое, а не служебное, – продолжал свои настырные расспросы:
– Если в ваших интересах помочь хозяину, то постарайтесь проявить больше готовности к общению. Расскажите мне, как они жили. Например, что они делали вместе, а что в поведении мужа не нравилось его супруге. Я просто не верю, что вы ни разу не были свидетелем каких-нибудь разногласий и споров или даже ссор между ними… А ребенок? – спросил Ласло, вспомнив о столь важном факторе в отношениях любой пары. – В конце концов, мать должна была беспокоиться о своем ребенке, заботиться о нем.
Хоакин спокойно выслушал эмоциональные слова Ласло и, прежде чем ответить на его вопросы, на некоторое время задумался. Адвокат приписал эту паузу ограниченным умственным способностям дворецкого или же не слишком развитой функции сознания, а именно памяти. Впрочем, Хоакину вновь удалось легко опровергнуть то мнение, которое могло первоначально сложиться у собеседника. Проявляя как чудеса памяти, так и недюжинные способности к анализу и обобщению, он стал в подробностях описывать совместную жизнь супругов:
– Мой хозяин познакомился с этой женщиной в Доме игры, – сказал он, взвешивая каждое слово.
Ласло понял это так, что актера и его избранницу объединила страсть к азартным играм. Но Хоакин, как всегда, сумел мгновенно опровергнуть поспешный вывод.
– Вы меня неправильно поняли, – сказал он. – Я сказал: не в игорном доме, а в Доме игры.
Венгру не пришелся по душе стиль изложения Хоакина, который все время изъяснялся какими-то загадками. Его адвокатская душа требовала большей ясности и определенности в терминах.
– Понимаете, это такое особенное место, куда приходят играть, но играть не в том смысле, который вы вкладываете в это слово. Речь идет не о тех играх, какие всем нам известны. Это своего рода частный клуб, куда принимают далеко не каждого. Лично я так и не смог стать его членом, поскольку мне этого просто не позволили. И речь тут идет не о финансовой состоятельности претендента: там ценятся другие добродетели, а престиж человека оценивается совсем не так, как в обычном светском обществе.
Этот рассказ совсем сбил Ласло с толку. Раньше он никогда не слышал о подобной ассоциации и теперь чувствовал себя не в своей тарелке: в положении невежды, которому мажордом терпеливо объяснял то, что ему самому было давно известно.
– Продолжайте, прошу вас, постарайтесь вспомнить все, что получится. Время у нас есть.
Хоакин спокойно и неторопливо продолжал:
– Сеньора вступила в клуб раньше, чем сеньор. Мне известно, что он, уже будучи приглашенным туда, долго откладывал дату вступления в силу своей скромности и, я бы даже сказал, робости. Мне кажется, он так и не решился бы на этот шаг, если бы не уговоры партнеров по продюсерской компании. Они убедили его, что это просто необходимо, потому что там он сможет познакомиться со многими полезными людьми и научиться чему-либо важному для своей карьеры. Но мой хозяин все еще сомневался. Вы сами знаете, что человек он не самый отважный, и он опасался, что это окажется неким тайным обществом со строгим уставом и правилами. В конце концов он все же победил свои страхи и стал готовиться к церемонии приема в члены клуба. Для этого нужно было одеться в соответствии с определенными предписаниями, сообщенными заранее; я сам помог ему выбрать подходящий костюм.
Ласло не верил своим ушам: сидевший перед ним человек – в общем-то, всего лишь слуга, актер второго или даже третьего плана, которого судьба вытащила из какой-то пригородной помойки и швырнула на съемочную площадку, – брал на себя смелость высказывать свои суждения по поводу того, как должен одеться его хозяин в такой торжественный и, судя по всему, трепетный для него момент. Как всегда, Хоакин озадачил венгра и успел разрушить очередной стереотип раньше, чем тот даже задумался о его ложности.
– Я выбрал для него кожаные туфли синего цвета – на редкость дорогие, можете поверить, но я-то знаю, что именно обувь такого качества сразу создает должное отношение к человеку и если подобрать к этим туфлям соответствующий костюм, то успех гарантирован. Рубашку я подобрал из тонкого белого шелка, не слишком блестящую, но с легкими внутренними переливами, эффектно подчеркивающими игру теней на фигуре хозяина.
Ласло, уже теряя терпение, перебил Хоакина, углубившегося в бесконечные детали:
– Прошу вас, Хоакин, поближе к делу. Вы говорите об актере, как о боге, спустившемся на землю. Нельзя ли перевести его в разряд простых смертных и описать некоторые стороны его жизни чуть более естественно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158