Она даже не заметила, когда Дуглас освободил ее запястья.
Внутренний жар разгорался и разгорался, и вот уже она пылала, как плавильный горн. Джозефин осознавала, что он подвел ее к самому краю, за которым было одно лишь наслаждение, и держал там бесконечно долго, терзая и мучая ожиданием.
А когда она наконец испытала его, то уже не думала ни о чем, а только выкрикивала его имя, восхваляя и благодаря за дарованное ни с чем не сравнимое блаженство.
4
Джозефин проснулась, когда солнце уже заглядывало в окно, пробиваясь сквозь занавески. Она лежала в постели одна, аккуратно укрытая простыней.
Более того, на ней снова была та самая ночная рубашка, которую она небрежно сбросила накануне ночью, предлагая свое тело любовнику. С искренним изумлением Джозефин недоверчиво прикоснулась руками к мягкой ткани. А затем уселась на кровати и огляделась.
Удивление возросло еще больше. Комната выглядела так, будто в ней никогда никого не было, кроме нее самой. Даже простыни были разглажены. Даже вторая подушка выглядела нетронутой…
Неужели ей это только почудилось или приснилось? Ночь, полная любви и упоения, восторга и экстаза… И Дуглас, которого так хотелось назвать Дугом, доставивший ей неведомое доселе наслаждение…
Нет, тут же решила Джозефин, это невозможно. Ведь само ее тело во весь голос заявляло о насыщении и сексуальной удовлетворенности.
Она вспомнила, как после долго лежала в его тесных объятиях, упиваясь отголосками только что пережитого экстаза, и по щекам ее текли слезы.
– Дорогая моя, – мягко произнес Дуглас, целуя мокрые глаза. – Моя прелесть, не плачь.
Ее голос дрожал, когда она ответила:
– Я даже не представляла, что такое бывает. Никогда и не мечтала о подобном…
– А я знал, – нежно сказал он. – С той самой секунды, как мы впервые взглянули друг на друга, я знал.
Джозефин вздохнула.
– Наверное, я не настолько искушенная, как думала.
– Это я уже выяснил. – Он слегка усмехнулся и откинул с ее влажной щеки прядь волос. – Так же, как и то, что в постели строптивая бунтарка Джозефин воплощение покорности. Ты – настоящая загадка, любовь моя.
– Лучше, чем ты представлял себе? – немного кокетливо поинтересовалась она и уткнулась головой ему в плечо.
– Ты другая, – ответил он. – И думаю, будешь вечно удивлять меня. Не знаю, удастся ли мне хоть когда-то разгадать тебя.
Но она едва слышала последние слова. Уже медленно отплывала, погружалась в темную пучину сна, соскальзывала в гавань отдохновения, удовлетворенная и утоленная.
Молодая женщина потянулась с кошачьей фацией, выгнувшись дугой. Она все еще ощущала аромат мужского тела, который вдыхала, погружаясь в сон.
Настроение несколько упало. Вот уж это никак не входило в ее планы. Если, конечно, считать, что у нее вообще были намерения заняться сексом с мужчиной спустя лишь несколько часов после первой встречи.
Но даже если и так, то заниматься сексом – это одно, а спать в его объятиях – совсем другое. Это первый шаг на опасном пути к привязанности и взаимным обязательствам, которые могут объединить на всю жизнь. Нет, в том-то и беда, что не на всю. А на короткий промежуток времени. А потом будут развод и боль, боль и горечь…
Этого она всегда избегала в прошлом, отделываясь ссылками на то, что утром должна рано вставать, или заявлениями, что плохо спит и просыпается от любого шороха. Годилось любое, лишь бы избавиться от выполнившего свои функции партнера и отослать его в небытие, лишь бы избегнуть угрозы покушения на столь ценимые ею свободу и независимость.
С другой стороны, почему она решила, что Дуглас провел ночь в ее постели? Кто знает, когда он удалился? Она ведь спала как убитая, не слыша никого и ничего. Настолько крепко, что ему удалось надеть на нее рубашку, даже не разбудив.
Джозефин закусила губу. Смешно беспокоиться об этом после того, как на ее теле не осталось ни единого дюйма, который бы он ни целовал и ни ласкал с истинным мастерством и жаром страсти. После того как не только согласилась на интимные отношения с ним, но и упивалась ими.
И все же… все же то, что он позволил себе одеть ее, когда она была совершенно беспомощной и уязвимой, когда спала так глубоко, что ничего не чувствовала, казалось слишком уж фривольным и фамильярным.
Но, похоже, у нее не будет возможности высказать ему свое возмущение подобным поведением. Потому что Дуглас скорее всего испытывает не меньшее отвращение к прочной связи, чем она сама. Может, та тщательность, с которой он уничтожил все следы своего пребывания в ее бунгало, – это своеобразный знак прощания?
Итак, угрюмо подумала Джозефин, я превратилась в женщину на одну ночь. Превосходно! Но Дугласа винить в этом нечего. Как и в том, что он удалился без лишних слов.
Она села и уткнулась головой в колени, крепко зажмурившись. Так сильно, что глазам стало больно. Но не настолько, чтобы эта боль перебила другую – странную и непонятную, терзающую сердце. Или заглушила чувство утраты.
Неожиданный стук в дверь заставил ее выпрямиться и напрячься.
– Кто там?
– Обслуживание, мэм. Ваш завтрак, мэм, – ответил приятный девичий голос.
Джозефин что-то буркнула в ответ, и на пороге появилась приятная молодая женщина в ковбойском костюме с бахромой по бокам и с подносом в руках, накрытым белоснежной крахмальной салфеткой. Она поставила его на столик возле кровати, быстрым движением сняла салфетку… И Джозефин в полном изумлении уставилась на кофейник, из которого поднимался ароматный парок, на высокий запотевший стакан апельсинового сока, на тарелку с аппетитными блинчиками и на розетки с разными джемами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44