В последние дни я произвел небольшие обвалы, сегодня я жду окончательного разрушения. Это финал, который необходим для моего романа. Вы уже поняли мой подход: я не жду, пока что-то произойдет.
– А что будете делать вы сами? – спросил я.
Он опустился на стул. Было видно, что он устал: устал работать ночным сторожем, устал быть Броккой.
– Здесь все написано. – Я услышал грохот обвала в отдаленной части здания. – Опубликуйте роман. Пятый этаж уже начал обваливаться. Вначале еще возможна иллюзия, что все пойдет совершенно другим путем, но финал должен быть неумолимым.
Где-то раздался взрыв, и погас свет. Темнота была абсолютной; вибрация, которую я почувствовал под ногами, отдавалась дрожью во всем теле. Я подумал не об обвале, а о черной холодной волне, что возникла на пустом месте, чтобы меня поглотить. «Горгона» все-таки затонула.
– Вода добралась до электрического щитка. – Я явственно слышал скрежет его зубов. – Не будьте трусом, у вас еще есть время спастись. Вы думаете, я позволю вам умереть с романом в руках? – Брокка говорил так, словно здание подчинялось его приказам, словно речь шла все еще о романе, в котором он выписывал каждую деталь.
Он зажег лампочку на своей шахтерской каске. Свет был таким ярким, что мешал мне видеть его лицо. Он протянул мне связку ключей, которую я опустил в карман. В руках я держал разрозненные страницы романа. Мы пересекли террасу и спустились на пятый этаж. Здесь Брокка показал мне дорогу к центральной лестнице. Я сказал ему, что без фонарика не смогу найти выход.
Брокка снял с головы каску и надел ее на меня. Теперь, когда у меня было чем осветить дорогу, я почувствовал себя более уверенно и отправился в путь сквозь окружавшую меня темноту.
Брокка был убийцей, но в эти мгновения я воспринимал его как спасителя. Здание было готово исполнить приговор Брокки, и мне надо было поторопиться к выходу. В последний момент я оглянулся и увидел Брокку, терявшегося за завалами нескончаемых бумаг. Без своей каски-короны он не был похож на устрашающего вершителя судеб, он напоминал ребенка, заблудившегося в темноте.

Обвал
Больше нигде, кроме этого самого места, я не смог начать свои записи. Я пытался работать дома, в читальном зале библиотеки, за столиком в кондитерской «Грусть». И чтобы закончить свою историю, я снова вернулся на свое старое место на кафедре. Здесь я сейчас и нахожусь. Я пишу за столом, покрытым пылью. В окно проникает последний вечерний свет. Я уже ухожу, мне осталось написать всего несколько строчек.
Брокка очень точно описал события в прошлом и в настоящем, но никому не дано знать будущее. В романе я вышел из здания с бумагами в руках, и едва я шагнул за порог, у меня за спиной начался обвал. Но в суровой действительности обвал меня опередил.
Я услышал грохот над головой и успел спрятаться под лестницей. Мимо меня пролилась темная река из бумажных обрывков, грязи и строительного мусора. Пропахший гнилью поток воды обдал меня, но не утащил за собой: я зацепился за лестничные перила, оглушенный и оцепеневший от холода. Я даже не сразу сообразил, что вода вырвала роман у меня из рук.
Мне пришлось бы очень долго собирать страницы, смешавшиеся сейчас с другими, с перечеркнутыми черновиками и бумажным мусором. Но сначала я должен был вытащить Трехо и только потом вернуться за романом.
В течение нескольких секунд все было спокойным. Я выкрикнул имя Брокки, но мне никто не ответил.
Спустившись на второй этаж, я обнаружил, что Трехо стоит у лестницы с совершенно сомнамбулическим видом. Увидев меня, он как будто очнулся и побежал по коридору, припадая на раненую ногу. Мне пришлось закричать, чтобы он узнал меня по голосу; он нерешительно остановился и недоверчиво посмотрел на шахтерскую каску. Грохот потока бумаг и строительного мусора был как отзвук далекой войны.
Мы принялись осторожно спускаться по скользкой лестнице. Но я все-таки поскользнулся и покатился вниз по ступенькам – до конца лестничного пролета. Я поднялся на ноги, проклиная судьбу и морщась от боли, и ощупал карман в поисках ключей. Я выбрал самый большой, старинный и ржавый. Когда я отпер входную дверь, в холл проникли первые утренник лучи.
Первое, что я увидел, было лицо Брука, потом – полиция и «скорая помощь». Брук спросил меня о Конде, но у меня не было времени на разговоры, я повернулся к нему спиной и пошел обратно в здание.
Увидев, что я возвращаюсь, Брук попытался меня удержать. Я вырвал руку, но к нему на помощь подоспели другие. Я закричал, что, если я сейчас не вернусь в здание, роман Брокки будет утерян уже навсегда. Впрочем, я не могу пожаловаться, что мне не позволили подняться наверх, потому что новый удар потряс здание, и по лестницам покатилась волна строительного мусора и бумаг. Здание задрожало – это обрушился потолок третьего этажа.
Я покинул холл последним. Прежде чем выйти, я бросил взгляд в глубину здания, и меня вдруг захватило щемящее чувство потери, как если бы все, что случилось, произошло со мной еще один раз, как если бы все, что я потерял, вновь прошло передо мной в будущем.
Не без усилий я закрыл за собой тяжелую дверь. С другой стороны слышался грохот ударов, потока воды и печали: финальной музыки утерянного романа.
Уже стемнело. Я зажег лампочку на своей шахтерской каске, перечитал написанное и внес последние исправления в свою версию тех событий.
Буэнос-Айрес.
Май 1995 – июль 1997

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51