Стеклянный буфет в углу с коллекцией фарфоровых зверюшек: эти, по крайней мере, всегда неизменны.
Мама Хейзл любит коллекционировать их парами. У нее уже есть собаки, кошки, кролики, чайки, золотые рыбки и лошади, и каждый раз, когда семья переезжает, папа покупает маме новые фигурки. Последнее пополнение: пара барсуков, хороший знак, потому что всякий раз, когда папа меняет работу, они переезжают в новое, более спокойное, просторное и удаленное от центра города место. В этом году папа Хейзл был выбран лучшим Торговым представителем 1993 года, и они снова переехали.
Хейзл видит все эти предметы, саму себя, свою семью, переезжающую с места на место, так, будто все это не имеет к ней никакого отношения. Впервые она разделяет себя и свою жизнь и смотрит на нее со стороны, стараясь запомнить эту комнату, это мгновение, маминых фарфоровых зверюшек, потому что, кто знает, что еще изменится до наступления завтрашнего дня?
В этот самый момент во двор въезжает «форд-мондео», или «пежо-405», или «воксхолл-кавалер». Хейзл берет с полки «Гигантский сборник кроссвордов «Таймс», внезапно чувствуя себя неловко, потому что в голову лезут мысли, совершенно неуместные в таких обстоятельствах. Или, может, это «Краткий гигантский сборник кроссвордов «Таймс», или просто сборник кроссвордов, или это не кроссворды, а «Юбилейные головоломки», – не важно. Хейзл кладет его на место, как только мама открывает входную дверь. В ее руках пакет, набитый продуктами из сети супермаркетов «Теско», или «Сейнсбери», или «Уэйтроуз», или «Сэйфуэй», и Хейзл идет за ней на кухню, спрашивая, не нужно ли помочь.
Мать и дочь достают из пакета и расставляют по полкам мюсли, банки с фасолью, рыбий жир, яблоки, апельсины, молоко, сливы, половинки грецких орехов в шоколаде, лавандовый чай, куриный суп в пакетиках.
– Пока никаких улучшений, – произносит мама. – Я купила ей немного сладостей, вдруг она придет в себя.
Она держит пакет открытым, и Хейзл заглядывает внутрь. В пакете коробка сдобного шоколадного печенья «Джаффа», упаковка песочного печенья «Бурбон», плитка шоколада «Кэдбери» и батончик «Марса».
– Она любит «Джаффу», – говорит Хейзл.
– Нам всем надо держаться, – отвечает мама.
Олив отвезли в Королевский медицинский центр, в Главный Королевский масонский центр принцессы Маргарет, в больницу имени Девы Марии. Она все еще без сознания, а рентген показал обширные травмы головы и позвоночника.
– Возможно, она вообще больше не проснется, – говорит мама.
Пакет со сладостями качается между стоящими рядом Хейзл и ее мамой, пока они вспоминают, как по пути в бассейн на дороге внезапно появились оранжевые конусы (дорожные работы!), и яма в асфальте. Автомобиль занесло, закрутило и ударило обо что-то: о стену, или опору моста, или обо что-то еще. У тех, кто был на передних сиденьях, Хейзл и ее мамы – ни царапины. Потом они стояли рядом с искореженным автомобилем, и смотрели, как пожарные двадцать минут вырезали Олив с заднего сиденья. Миссис Бернс стоит на кухне (снова у разбитого автомобиля), прижимает Хейзл к груди и качает ее плавно из стороны в сторону, назад и вперед, гладит ее по голове.
Еще вчера Хейзл была бы слишком взрослой для таких нежностей. Сегодня ее возраст и надежды на будущее, кажется, не имеют смысла. Сейчас имеет смысл только настоящее, и она качается из стороны в сторону с мамой, вперед и назад. Мама поворачивает голову и прижимается щекой к ее макушке.
– Все хорошо, – говорит она, – все будет хорошо.
Хейзл помнит, как сегодня утром она проснулась в возбуждении: понедельник, после школы бассейн. Она ущипнула и ударила Олив, потому что сегодня первый день месяца, и все так делают. Ущипнула не так сильно, как могла бы, но все таки достаточно сильно, имея в виду, что Олив такая же неуклюжая, как и всегда, в своих ботанических очках, в которых нельзя плавать, и со своими книгами, хотя ей всего лишь одиннадцать. Вероятно, во всем виновата Хейзл, потому что ущипнула и ударила сильнее, чем дозволительно, потому что это – всего лишь игра. А теперь, быть может, Олив умирает, когда все остальное живет себе и никуда не исчезает, мамина рука у нее на голове, ее голова прижата к маминой коже, ее коже, ее костям, ее черепу.
– У тебя красивые волосы, – говорит мама, – у вас обеих красивые волосы.
Она медленно отпускает Хейзл и говорит, что должна ехать обратно в больницу, и Хейзл чувствует, что она уже достаточно взрослая и понимает, какая у нее потрясающая мама. Она помогает врачам в больнице, она вызвонила мужа, забрала разбитую машину и старается поддержать Хейзл. Наконец случилось что-то ужасное, и миссис Бернс в состоянии справляться с этим, поскольку осознание собственной правоты придает ей сил. Ее страхи реализовались, она больше не боится и действует без паники, поскольку ребенком, попавшим в больницу, ее не удивишь.
Она несет почти пустой пакет по коридору и открывает входную дверь. Она поеживается, словно от холода, оборачивается, смотрит на Хейзл, улыбается ей и вдруг говорит:
– Хоть дождя нет, – и закрывает за собой дверь.
Почти в тот же миг звонит телефон, это папа, его голос звучит как из космоса, он повторяет все дважды – вместе с эхом от спутника. Он обзванивает все авиалинии, пытаясь взять билет домой, но когда Хейзл говорит ему, что Олив еще не пришла в себя (очень спокойным голосом, подражая матери), он не находит, что ответить. И Хейзл внезапно понимает почему. Она не знает, что навело ее на мысль о том, что, не видя в этом ничего обнадеживающего, он не знает, как сказать это Хейзл. И теперь он называет Олив Оливией.
– Мамина машина – вдребезги, – говорит ему Хейзл, и папа сдается, он оставляет номер, чтобы она звонила, если будут новости, говорит, что перезвонит, когда достанет билет, говорит, что думает о ней все время, о ней и о маме, и, конечно, думает об Оливии, новой и незнакомой сестре Хейзл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77