– Езжай домой, Хейзл, будь умницей. Кто сказал, что нужно все решать сегодня?
Кажется, это голос мамы.
Теребя в руках ключи от машины и оттягивая возвращение домой, Хейзл размышляла, правильно ли поступает. Опыт заочного преподавания помог ей распознать названия деревьев в саду у Уильяма, выучить имена всех королей и королев, но никак не мог помочь ей решить, стоит ли ехать домой и забыть о Спенсере. Она загляделась на витрину магазина подержанных вещей, на разбросанные по ней случайные предметы: коричневое пальто, длинный кардиган и пепельницу из половинки кокосового ореха. Еще там были цветастая деревянная утка, шаль с пейслийским узором, подушечка с вышивкой, радио марки «Шарп» и древний набор кухонных ножей из шести предметов с подставкой для салфеток, на которой были видны чьи-то инициалы. Хейзл разглядывала все эти вещи, надеясь, что в каждой скрыт некий тайный смысл. Она хотела бы увидеть какой-нибудь знак, убеждающий в том, что ей нужно остаться. Он может быть скрыт в любом из этих предметов, в рабочем с газетой или в любом прохожем. Неважно в чем, лишь бы не пропустить.
Рабочий с газетой присвистнул, и Хейзл тут же направилась к своей машине. Сев в нее, она захлопнула дверцу и проверила, закрыта ли дверца с пассажирской стороны. Все та же проблема с настоящим – оно никогда не бывает таким однозначным, как прошлое, в котором все уже давно согласовано. Она завела двигатель и выехала на пустынную дорогу.
Они со Спенсером сегодня так ничего и не решат. Он явно не собирается ничего предпринимать, а Хейзл – не более чем неуместное вторжение. Она уже успела забыть, как лихо все начиналось. Вспомнив, с каким энтузиазмом она зачем-то дала Спенсеру адрес секретаря ее института, она улыбнулась. Она ведь не особенно рассчитывала, что он пригласит ее остаться, но понимала, что это возможно. А то, что в этом задействовано несколько человек, делает ситуацию похожей на тотализатор: сначала делаешь ставку, а потом пытаешься сделать так, чтобы выиграть. Не вышло, ему же хуже, но только не ей. Он запомнит этот день, как день упущенных возможностей изменить жизнь к лучшему. Ну и пусть, у него ведь есть его прекрасная Джессика, вот пускай она его и утешает. Интересно, так поступают все мужчины, и существует ли идеал? И для чего он нужен? Наверное, для всего, пока не пресытишься. Бог с ним. Себя не изменишь, да и Спенсера тоже. Ведь и дураку ясно, что он никогда не примет никакого решения, потому что никогда этого не делал. Поэтому он и думает, что все еще возможно. Он ошибается. Ведь у каждого из них в прошлой жизни были события, которые держат и не отпускают, не дают измениться. Теперь и этого уже не изменишь, даже если Спенсер все еще лелеет мечту о божественной перемене (с непосредственным участием Бога). Ему просто надо признать, что их несовместимость намного серьезней, чем ему кажется. Это вовсе не временная потеря памяти, которую можно вылечить внезапным шоком.
В конце улицы, где, как Хейзл рассчитывала, уже начнется завтра и она смешается с остальным миром, ей преградила путь яркая ленточка полицейского ограждения, трепещущая на ветру. Хейзл припарковалась у автобусной остановки, между двух лип. На улице собралась толпа, но Хейзл решила переждать в машине. Пока никаких знаков она не заметила, и ничто не подталкивало ее к тому, чтобы вернуться. Кстати, ей пришло в голову, что Генри Мицуи скорее всего блефует. Он знает, где она живет. Поэтому он вовсе не едет к Спенсеру, как обещал, а ждет ее дома. Наверное, уже мозоль на пальце натер от кнопки звонка. Никто ничего и не заметит, пока дети через месяц-другой где-нибудь за городом, на пустыре, не наткнутся на тело женщины.
Вот это уж точно был голос мамы.
Толпа на ступеньках библиотеки начала аплодировать. Хейзл приподнялась на сиденье, чтобы лучше видеть, и разглядела развевающееся свадебное платье, которое поспешно спускалось по веревке к ступенькам библиотеки – с самой верхушки башни с часами. Ей стало смешно. Альпинистка в свадебном платье набрала скорость, и это уже было похоже на знак. Дорога перекрыта благодаря мисс Хэвишем, которая покинула свой ответственный пост, чтобы спуститься в свадебном платье к парадному входу библиотеки.
Не успев как следует подумать, Хейзл развернула машину, сдав назад в опасной близости от лип и бактерий, выделяющих черную пакость из отходов тлей. Жизнь бьет ключом, и это тоже может быть знамением – причем хорошим. По дороге к дому она подумала, что все увиденное и есть настоящая жизнь, а жизни бояться не надо. Что бы она себе ни придумывала, жизнь останется жизнью, и у каждого она – своя. Хейзл вспомнила, как взлетали от ветра белые юбки свадебного платья мисс Хэвишем, и засмеялась. Так будет всегда, до самой смерти, разве этого не достаточно? Хейзл поставила машину на то же место, с которого только что уехала. Ей хотелось верить, что совпадения и удачи не бывают случайными, и потому она не одинока. Ей хотелось, чтобы у нее опять появился выбор – выбор между правильным и неправильным. В противном случае она никогда не попадет в Дамаск, потому что дороги, ведущие в него, будут закрыты (так безопаснее), и останется лишь никому не нужная мисс Хэвишем, и только случайные события будут определять то, что должно случиться до конца сегодняшнего дня, или завтрашнего, пока дни не сольются в жизнь.
Она вышла из машины и стала запирать дверцу, когда чья-то худая рука с длинными пальцами легла ей на плечо.

9
В 1993 году никто не носит свитера с орнаментом.
«Таймс», 1/U/93

1/11/93 понедельник 13:24
– Хорошо, что ты вернулась, – сказал Спенсер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77