).
– Мы предназначены друг для друга судьбой, – сказал Генри.
– А если я не соглашусь? Что, ты меня тогда застрелишь?
– У него же нет пистолета, – заметил Уильям. – Ведь правда?
– Естественно, нет, – с уверенностью сказал Спенсер, наконец, поднявшись со стула.
– Тогда кто кого убьет? – поинтересовалась Грэйс.
– Никто и никого, – уверил присутствующих Спенсер, делая вид, что совершенно спокоен. Он надеялся, что этим окажет успокаивающее действие на всех присутствующих. Голос рассудка устроил ему странное прослушивание, и Спенсер пока не знал, с чего начать выступление. – Никто никого не убивает, такое бывает только в кино или в Америке.
– И в Белфасте, – добавила Грэйс.
– Да.
– И еще, наверное, там, где наркоманы живут.
– Да, Грэйс.
– В любом случае, – сказала Хейзл, – я остаюсь со Спенсером.
Грэйс кормила Триггера печеньем, отламывая маленькие кусочки и бросая их в воду. Уильям сосредоточенно смотрел в свою тарелку, гоняя по ее поверхности пальцем шоколадные крошки: это Спенсер, а вот это – Хейзл.
Генри встал и, взяв пакетик с порошком, вытянул руку прямо перед собой, на уровне глаз. Глядя холодным, немигающим взглядом на пакетик с ядом, он произнес:
– Всем сидеть.
Лицо Спенсера отражалось в изогнутом стекле вазы для фруктов, где плавал Триггер. Вода то искажала, то распрямляла его отражение, а Спенсер так и не мог принять решение и начать действовать. Спасти ли Хейзл, женщину, которую он мечтал любить, полюбил, почти любил, любил ли он ее когда-нибудь? Он любит ее, он не любит ее. он любит не ее, он любит ее, но… Ошеломленный поведением безумного японца, который всерьез угрожал им всем каким-то целлофановым пакетиком, Спенсер не мог не надеяться, что нечто помешает осуществлению планов Генри Мицуи. Это будет самой лучшей развязкой. Итальянцы придут смотреть дом, или кто-нибудь еще заглянет на Хэллоуин с запоздавшим розыгрышем, например, парочка придурковатых подростков, которым родители запрещают выходить излома после 10 вечера. Потребуют открыть им дверь и сломают Генри Мицуи всю игру. Или, вполне возможно, Спенсер сам выкинет что-нибудь подобное.
– В этом пакетике – яд, – сказал Генри. – По-английски он называется «рицин», я сам приготовил его из касторовых семян.
– Мы знаем, что это такое и как его делать, – отреагировала Хейзл.
– А это сильный ял? – поинтересовалась Грэйс.
– Да, это очень сильнодействующий яд.
– Ты угрожаешь нам? – спросила Хейзл.
– А как мы узнаем, что это настоящий яд? – не унималась Грэйс. – Вдруг это подделка?
– Это яд, – повторил Генри. – Я сам его приготовил.
– Говорить можно, что угодно.
Генри надорвал пакетик и вытянул руку с ялом прямо перед собой, словно защищаясь. Хейзл подумала, что сейчас Генри Мицуи похож на мальчишку с игрушечным распятием в руке, который настолько заигрался в вампиров, что уже сам верит: оно его спасет. Спенсер сделан шаг к Генри.
– Хватит, – сказал Спенсер. – Тебе давно пора идти.
– Это настоящий яд, – сказан Генри. – Поверьте, я не шучу.
Спенсер нахмурил брови, гордо поднял голову и постарался принять воинственный вид. Вместо того, чтобы испугаться, Генри наклонился над столом и, нервно постукивая пальцем по пакетику с ядом, насыпал немного порошка на поверхность воды в вазе для фруктов. Триггер взмыл вверх под углом 90 градусов – туда, где любое беспокойство означало пищу. Уильям вскочил, опрокинув стул, схватил вазу с рыбкой и бросился к раковине. Грэйс кинулась за ним.
– Что случилось? – спросила она, пытаясь заглянуть ему через плечо.
– Ничего особенного, – ответил Уильям, неуклюже пытаясь слить воду из вазы, не выплеснув при этом рыбку. – Все нормально.
– Он отравился?
– Нет, с ним все в порядке.
– Яд действует не сразу. – успокоил их Генри.
Хейзл засмеялась. По правде говоря, чем больше она наблюдала за происходящим, тем смешнее ей становилось. Она села, откинулась на спинку стула и, сдерживая смех, сказала:
– Ты все неправильно делаешь. Если б ты хотел нас испугать, придумал бы что-нибудь получше. Твой яд не поможет. Это же не пистолет. Ядом так не пользуются, это секретное оружие, не так ли?
Генри высыпал содержимое пакетика в кружку с супом. Размешал яд ложкой.
– Это действительно не пистолет. Но пистолет мне и не нужен. Он взял кружку в руку, будто собираясь выпить ее. Хейзл перестала смеяться. Генри поднес кружку к губам.
– Это на самом деле яд, – сказал он. – Смертельная доза. Вы станете моей женой?
Сегодня первое ноября 1993 года, и где-то в Великобритании, в Нунитоне или Ньюкасле, в Истли или Хексэме, в Мидоубэнке или Кендале, в Лоуборо или Хэмел-Хэмпстеде Спенсеру Келли двадцать один год. Устав от провинциальной безысходности, он провозглашает себя независимой республикой. С сегодняшнего дня он больше не собирается слушаться отца, который если и может претендовать в ней на какую-то власть, то лишь на правах старшего. Отныне и навсегда Спенсер намеревается делать только то, что сам сочтет нужным. Для начала перестанет ходить работать на склад. Серьезность своих намерений стать актером он подтвердит, отправившись в Лондон искать работу официанта. Точка.
Отец возвращается домой к обеду и, застав Спенсера за сбором чемоданов, а точнее – спортивных сумок, орет на него и тащит в гостиную, подозревая у сына очередной ложный приступ самоопределения, который, как обычно, ничего не изменит. Он обращает внимание Спенсера на то, что объявив себя республикой, он еще не стал ею. В этом доме у него есть определенные обязанности, которые он должен беспрекословно исполнять.
– Республика провозглашена, – не сдается Спенсер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77