– Нет, пообещайте! Дайте мне слово!
– Послушай, Генри, – сказала Хейзл, – если ты попадешь красным шаром в лузу, и после этого я не выйду за тебя замуж, тогда все свои будущие несчастья я буду объяснять тем, что нарушила волю провидения. Я буду жалеть, что не поняла знак свыше. Я говорю очень серьезно. Я решила наконец поверить в то, что мы соединены с чем-то большим, чем мы сами, и что это нечто посылает нам знаки. Называй это как хочешь – Богом, Судьбой, Провидением. И если ты загонишь красный шар в лузу и я выйду за тебя, и мне будет с тобой плохо, я буду утешаться тем, что такова моя судьба, не упрекну тебя и ни о чем не пожалею.
– Вы и правда в это верите?
– Разве ты другого мнения?
– Я люблю вас. Я верю, что мы предназначены друг для друга.
– Тогда отдай мне кружку. И держи кий двумя руками.
Сегодня первое ноября 1993 года, и где-то в Лондоне, в Тауэр-Хэмлетс или Шепадз-Буш, в Хэмстеде или Баттерси, в Кэмдене или Кенсингтоне, в Чизвике или Найтбридже Спенсеру внезапно открывается ужасная правда жизни: богатые верят в то, что жизнь справедлива. Ему двадцать три года, и он никак не может понять, что он сделал не так, чтобы не заслужить ее.
У него в руках поднос с фирменным супом из акульих плавников и бутылкой «Коммандерии», все это он должен отнести к столику, за которым сидят голодные мужчины и женщины. Они очень проголодались во время ежегодного Конгресса продавцов телекоммуникационных услуг, или после торжественного вручения премии «Женщина года», или после слета Ассоциации ветеранов морского флота из эскадры № 8/208. Он ловко обходит близко стоящие столики, поражая сидящих за ними ловкостью движений. Он думает о Рэйчел. Он широко улыбается сидящим за столиком, который обслуживает. Хотя он хочет всех женщин, которых успевает увидеть, своему низменному чувству он находит оправдание в искреннем желании жениться на всех этих женщинах. Это Лондон. И большинство тех его обитательниц, которые не прочь, совсем не привлекательны, а привлекательные – уже замужем.
Он несет пустой поднос на кухню мимо столиков, красиво лавируя между колоннами. Ведь он работает не в каком-нибудь баре или ресторане, а в арт-кафе. Когда арт-кафе переполнено важными и влиятельными людьми, как, например, сегодня, ему совсем не кажется глупым делить время пополам на сегодня и завтра. Ведь его могут заметить. Кто угодно и когда угодно.
Высокий господин за столиком в углу просит его подойти. Это лорд О'Брайен Уэлсби, он вкладывает деньги в кинопроизводство.
– Присаживайтесь, – говорит лорд Уэлсби, указывая на свободный стул.
– Я не могу. Я на работе.
– Будьте разумным мальчиком и сядьте. Если подойдет менеджер, я ему все объясню.
Спенсер садится. Уэлсби отодвигает приборы в сторону, подается вперед и, сцепив пальцы, произносит:
– Я хочу сделать вам одно предложение.
Поскольку Спенсер – актер, он считает себя намного более значимым, чем любой из бизнесменов, будь это генеральный директор «Офгаза», финансовый директор «Сега-Европа» или управляющий Английского Банка. Лорд О'Брайен сколотил состояние, спекулируя недвижимостью, играя на бирже и вытащив из долговой ямы компанию, которая производит товары для отдыха. Но важно другое: этот господин вкладывает деньги в киноиндустрию. Спенсер ждал этого момента с самого первого своего дня в Лондоне. Очень даже вовремя, ему необходимо срочно разобраться со своими банковскими делами. Проще говоря, ему страшно нужны деньги. Поначалу он собирался снять комнату в пристройке к дому в Уимблдон-Виллидж за 85 фунтов в неделю, но ему отказали в пользу девушки свободной профессии. Теперь он вынужден снимать студию в Марбл-Арч, или в Уондсворте, или в Ламберте и платить при этом 110 фунтов в неделю, что для зарплаты официанта слишком дорого.
Сознательно доверив провидению организацию бесконечной череды его прослушиваний, он почему-то все еще не получил предложения сыграть ту самую роль, которая сделает его звездой. Ему так и не предложили сняться ни в одном из фильмов, которые знаменовали бы собой возрождение английского кинематографа. Он не попал ни «Говардз-Энд», ни в «На исходе дня», ни в «Каменный дождь», ни даже в «В люблю, жду, целую». Телевидение тоже относится к нему со странным пренебрежением, но ему еще непременно предстоит сняться в массовке в «Петарде», «Несчастном случае» или «Карточном доме». Даже детское телевидение обходит его стороной, хотя он вовсе не прячется, а вполне себе сносно существует с «Околдуньей», «Звездными любимцами» и «Балбесом и Барсуком». По правде говоря, он уже начинает сомневаться, что когда-нибудь предстанет перед обитателями всех тех местечек, где ему доводилось жить, богатым и знаменитым, а потому – недосягаемым для упреков.
Пожалуй, он все-таки отвлечется от работы и выслушает предложения лорда О'Брайена Уэлсби, который инвестирует большие средства в кино.
– У меня есть недвижимость, которая простаивает, там никто не живет, – говорит он. – Я бы хотел, чтобы кто-нибудь присматривал за ней какое-то время.
Один из коллег Спенсера, который тоже не может попасть на детское телевидение, но зато уже был с шумом уволен из «Балбеса и Барсука» за «расхождение во взглядах», злобно смотрит на Спенсера. Спенсер поднимает брови, как бы собираясь сказать: «О, это всего лишь полнометражный фильм».
– Речь пойдет не о кино, не так ли? – спрашивает он.
– Нет. Не о кино.
– Тогда я сомневаюсь, что смогу вам помочь, – отвечает Спенсер.
– Я наблюдал за вами, – говорит Уэлсби. – Вы показались мне человеком, который был бы рад пожить спокойной и тихой жизнью.
Спенсер поигрывает вилкой и думает, что это как раз то, от чего он сбежал в Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77