Все тело ломило. И не только побои и веревки причиняли боль. Руки и ноги сводило от мысли о насилии и унижении, которым я подвергся. И еще от страха, что эти унижения могут повториться, а я не в состоянии ничего предпринять.
Снаружи за стеной ходила стража. Шаги то удалялись, то приближались. Раздались голоса. Кто-то отпер, дверь. Меня, не развязывая, потащили на допрос – в одну из комнат резиденции римского префекта. Напротив меня сидел офицер. Писец вел протокол.
– Ты говоришь по-гречески? – был его первый вопрос.
– У нас все образованные люди говорят по-гречески, – ответил я.
У человека, который допрашивал меня, было тонкое породистое лицо. Взгляд ясных глаз словно видел тебя насквозь. При других обстоятельствах он мог бы даже вызвать у меня симпатию.
– Как тебя зовут?
– Андрей, сын Иоанна.
– Откуда ты родом?
– Из Сепфориса в Галилее.
– Занятие?
– Торговец фруктами и зерном.
Офицер помолчал, подождав, пока писец скрипучим пером запишет мои слова.
– Что тебе понадобилось в Иерусалиме? – продолжал он допрос.
– Я пришел сюда на праздник Пятидесятницы.
Он поднял взгляд и посмотрел мне прямо в глаза:
– Почему ты участвовал в демонстрации против Пилата?
– Я не участвовал в демонстрации. Я попал в колонну случайно.
Сказать ему, что я узнал в толпе одного старого знакомого? Нет, ни в коем случае! Варавва – убежденный враг римлян. Скорее всего, он давно находится в розыске. Нельзя, чтобы для них я был как-то связан с ним.
– Итак, ты утверждаешь, что не кричал вместе со всеми: «Не давать денег Пилату!»?
– Я даже не знаю, о каких деньгах речь, – солгал я.
Чиновник неприязненно усмехнулся. Любой из бывших тогда в Иерусалиме знал, что имелись в виду те самые деньги которые Пилат задумал взять из казны Храма. На них он собирался строить для Иерусалима новый водопровод.
– Тебе следовало знать, что нужно держаться подальше от демонстрантов.
– Среди них не было людей с оружием. Митинг проходил мирно, пока не вмешались солдаты, – торопливо сказал я.
– Но демонстрация-то была антиримской. Это должно настораживать. Ты раньше никогда не участвовал в потасовках между евреями и неевреями? Мы с тобой не встречались?
– Что за потасовки?
– Я говорю о беспорядках в наших городах, во время которых молодые сорвиголовы, вроде тебя, кидаются друг на друга. Начинается с глупых выходок, а заканчивается резней на улицах, как в Кесарии!
– Мой родной город Сепфорис – спокойный. Большинство жителей – евреи, но мы все получили греческое воспитание.
– Ты говоришь. Сепфорис? А что, в Сепфорисе всегда было спокойно? А как же мятеж, вспыхнувший сразу после смерти Ирода? Ваш город оказался настоящим гнездом террористов! – обрушился он на меня, не ожидавшего такого поворота.
– Это неправда! Тридцать три года назад восстание против римлян и династии Иродов шло по всей Палестине. Не успели мы глазом моргнуть, как восставшие захватили наш город и силой заставили нас вступить в войну. Мы заплатили за это дорогую цену. Римский военачальник Квинтилий Вар послал против Сепфориса войска. Они захватили наш город, сожгли его, а людей кого убили, кого продали в рабство. Это была страшная трагедия для нашего города!
Что бы такое придумать, чтобы он сменил тему? Не всех римляне убили тогда и не всех продали в рабство. Кое-кому удалось бежать. Среди этих последних был отец Вараввы. Варавва не раз рассказывал мне об этом. Неужели из-за него они сейчас допрашивают меня? Но откуда им знать о нашей дружбе? Как бы там ни было, а я должен увести разговор в сторону от всего, что как-то связано с Вараввой. И я снова повторил, на этот раз с еще большим жаром:
– Все жители Сепфориса поплатились за свой мятеж – и Вар не ушел от судьбы: очень скоро он сгинул в Германии вместе с тремя легионами!
– И в Сепфорисе все радовались! – в его голосе по-прежнему звучала злоба.
– Там-то радоваться было некому. Кто не умер, тех угнали в рабство. Город лежал в руинах. Ирод Антипа, сын Ирода, заново отстроил наш город. Он поселил в нем людей, сочувствовавших римлянам. В числе других перебрался тогда в Сепфорис и мой отец. Мы – совсем новый город. Спроси наших соседей, галилеян, и всякий скажет, что наш город поддерживает римлян. Я из этого, нового Сепфориса.
– Все это мы проверим. Еще один вопрос: какое положение в городе занимает твоя семья?
– Мой отец – декурион, член городского совета.
Наш город управлялся по образцу греческих городов. У нас было общее собрание граждан, совет, выборы и должностные лица. Я сознательно пытался на этом играть, потому что знал: римляне поддерживают республиканские города, а в них – богатых людей.
– Твой отец, должно быть, состоятельный человек, если он – один из декурионов. Чем он занимается?
– Как и я, торгует зерном.
– С кем он торгует?
– Галилея поставляет продукты сельского хозяйства в города, расположенные на побережье: в Кесарию, Дор, Птолемаиду, Тир и Сидон. Я продавал зерно в том числе и для римских когорт в Кесарии.
– Это легко проверить. Ваша семья ведет дела с Иродом Антипой?
– Конечно! Ему принадлежит больше всего земли в Галилее. Раньше его резиденция находилась в Сепфорисе. Мне довольно часто приходится встречаться с его управляющими.
– Я заметил, что при упоминании Ирода Антипы офицер оживился:
– Что говорят в Сепфорисе об Ироде Антипе?
– На нас, городских жителей, он всегда может положиться. Но вот по деревням к Иродам и по сей день относятся с предубеждением.
Римлянин взял в руки свиток. Бегло просмотрел его, потом бросил на меня любопытный взгляд и продолжал:
– Тут у меня протокол допроса твоего раба Тимона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79