Старожилы не препятствовали расселению пришельцев, справедливо полагая, что лишние руки могут только послужить на пользу общему делу.
О более дальних краях Мира и вовсе никакой информации не было.
С начала Войны прошло уже 18 лет и многим начинало казаться, что жизнь начинает возвращаться в спокойное, пускай новое и сильно измененное русло.
Двенадцатилетнего мальчишку-сына старейшины, проснувшегося ранним утром в главной избе небольшого хутора-острога, в прошлом поселка, носящего название Ручей, наверное, мало интересовали особенности существующей карты мироздания. Им, родившемся После, история До воспринималась словно красивая сказка о непостижимых чудесах и только иногда извлекаемые взрослыми из тайников таинственные артефакты отчасти подтверждали легенды о том, что Было. Те, кому трудно было поверить в их сверхъестественные качества, изредка, в периоды наибольшей активности Стаи, получали возможность убедиться в правоте рассказчиков. Гораздо больше паренька волновали простые ребячьи сплетни, одной из наиболее обсуждаемых новостей, например, было появление одинокого дракона, замеченного высоко в небе в одном из соседних поселков. А сильнее всего в этот предрассветный час его волновала необходимость-нужда идти на улицу.
Ни он, ни его спящие братья, ни отец и соседи, не знали, не могли предположить череде каких происшествий послужат события этого утра. И уж тем более лишь единицам существ в этом Мире было известно, к каким чудовищным, непоправимым последствиям это приведет.
В зимние месяцы солнце пробивалось сквозь пепельную дымку всего на 5-6 часов, но и сейчас о наступающем утре подсказывал лишь какой-то врожденный внутренний механизм, скрупулезно отсчитывающий пробегающие часы и минуты. Паренек с неохотой потянулся, сел на постели из шкур, сунул босые ноги в теплые меховые сапоги, поднялся, набросил теплую длиннополую шубу и выскочил на улицу. За толстыми двойными дверями, обитыми плотным войлоком, вовсю трещал мороз. Не удивительно, что так лютует Стая в последнее время. Меньше луны остается до ярмарки, знаменующей пришествие короткого и прохладного лета, а погода стоит такая, что плевок застывает на лету. Весенние ярмарки-торжища устраивались практически во всех крупных поселениях Свободных Земель. На них стекались семьи за многие сотни верст с целью продажи собственных товаров, пополнения необходимых запасов на следующую зиму, а также участия в разнообразных гуляниях и обмена новостями. К счастью, хуторянам до Устья, местного торгового центра, было рукой подать - пару дней вниз по реке на просторных лодках. Мальчишка с нетерпением ждал схода льдов, в этом году его впервые обещали взять на торжище.
Покончив с делами паренек задержался на улице. Спать совершенно не хотелось, такой морозище освежал получше ушата холодной воды на голову и он пробежался до дозорной вышки. Там караулил ночь старший брат, двадцатидвухлетний Слав, родившийся еще до войны, а потому незаменимый член общины и уважаемый человек. Слав сидел на ворохе шкур, укутанный поверх кожуха в толстый тулуп и полудремал-полубодрствовал, попыхивая парком из под низко надвинутого капюшона.
- Ванко, не спится тебе, - поприветствовал он младшего, мгновенно собравшись, лишь заскрипели под ногами мальчика ступени лестницы, - подежурить хочешь? Намерзнешься еще, беги в избу.
- Как оно тут, - поинтересовался Ванко, - озорует?
- Спокойно, не шелохнется, - развел в стороны плечи брат и переложил со сгиба локтя на настил вышки тяжелый самострел с железными листами-излучинами. Еще три таких же, взведенных, стояли прислоненные к ограждению.
Хорошо было стоять так, упершись в перила, оглядывать окрестности в поисках опасности, осознавая, что от тебя сейчас зависит благополучие целого рода. На расстояние двух арбалетных выстрелов от стены хутора тянулась полоса выжженной земли. Летом на ней успевали собрать нехитрый урожай, зимой открытое пространство предупреждало нападения обнаглевших волков, и, в любое время года, вместе с пятисаженным частоколом, спасало от бродяжьих ватаг. Ванко осмотрелся. С трех сторон хутор обступал лес, в который вели около десятка охотничьих троп, теряющихся глубоко в чащобе, южнее несла свои воды Кута. Вдоль реки летом тянулась дорога на восток - в другие поселки, до Устья, на запад, вверх по течению - к похожим маленьким хуторам, за истоком то пропадая, то вновь появляясь, сворачивающая на юг и доходившая, по словам старших аж до Пути. Зимой роль тракта выполняло закованное в лед русло.
Мальчишка вдруг напрягся и толкнул брата, - Глянь!
На границе видимости в темноте на белом фоне льда мелькнула на мгновенье и замерла черная точка.
- Где, не вижу, - пружинисто вскочил Слав и начал присматриваться в направлении, указанном младшим братом, - померещилось, иди досыпай.
- Не померещилось, смотри же, оно двигается!
Едва различимое пятно на границе между черной ночью и белым панцирем льда с какой-то упрямой настойчивостью, медленно, дергано приближалось. Теперь и Слав заметил движение, сжав покрепче самострел, он напряженно следил за ним. Внезапно это что-то рванулось, приподнялось вверх, приняло форму человеческой фигуры и вновь опало.
- Человек, ты видел, - дернул за рукав Ванко, - там человек.
- Может, оборотень какой, - хмыкнул Слав, - стрелой что ли пощекотать?
- Слав, там человек, может ему помощь нужна?
- Ну да, человек - ночью, один, тварь это, - вскинул к плечу самострел брат.
- Не надо, Слав, ты же видел - человек, вдруг соседи, вдруг беда случилась, а ты его…
Дозорный на секунду задумался, опустил оружие:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17