Маковый венок, который надевала Нина вчера во время пента-сеанса и котор
ый за сутки превратился в горсть дожелта увядших, ссохшихся лепестков, в
оскресал на крышке включенного электрооргана. Неведомая сила возрожда
ла погибшие клетки, расправляла и делала упругими стенки капилляров, гна
ла по ним животворные соки, возвращая кучке гнили красоту только что сор
ванных цветов…
Карагодский нервничал. Остаться пешеходом посреди перекрестка больше
было нельзя. Надо было действовать. А он еще не знал, как себя повести Ч бр
оситься навстречу приближающейся лодке или демонстративно покинуть пл
ощадку. Хитрить было невозможно, да и стыдно: подойти к лодке Ч значило ок
ончательно сложить оружие, окончательно попасть под гипнотическую вла
сть Пана (или его идей, какая разница!) и выступить с ним против тех, кому вся
кое новое поперек горла, кого можно презирать, но сбрасывать со счетов не
льзя.
Карагодский попятился к дверям. И когда вдруг появился радист с традицио
нным «Вениамин Лазаревич, вас вызывает Москва», Карагодский бросился к н
ему как к неожиданному спасителю.
Никто не заметил его ухода.

11. ВЕЧНЫЙ СОВЕТ

Пан полусидел, полулежал, откинувшись на подушки, и терпеливо ждал. Обычн
о после двойной дозы стимулятора все приходило в норму, но сегодня прист
уп длился дольше обычного. Словно тонкая дрель все глубже и глубже входи
ла под левую лопатку, глухой болью отдавая в плечо. Боль давила виски, скап
ливалась где-то у надбровий, и тогда перед глазами порхали черные снежин
ки. Ноги лежали тяжелыми каменными колодами, в кончиках пальцев противно
покалывало, точно они отходили после мороза.
Ч Ну не дури, не дури, старое, Ч уговаривал Пан свое сердце. Ч Перестань
капризничать. Вернемся Ч пойдем к врачу, честное слово. Отдохнем хороше
нько, поваляешься в больнице… А сейчас нельзя, понимаешь? Никак нельзя.
Сердце стучало с натугой, то припускало дробной рысью, то вдруг замирало
на полном скаку, словно прислушиваясь, и тогда все внутри холодело и обры
валось, подступая к горлу.
Ч Ну, ну, потише, Ч бормотал Пан. Ч Ты меня на испуг не бери. Знаем мы эти ф
окусы. Аритмия Ч это, брат, для слабонервных. А я с тобой еще повоюю…
Пан воевал со своим сердцем уже давно и пока успешно. Вся трудность состо
яла в том, чтобы утаить «войну» от окружающих. До сих пор это удавалось, да
же близкие друзья не знали, что делает знаменитый профессор, закрывшись
и отключив видеофон. Посмеиваясь, рассказывали анекдоты Ч одни о том, ка
к Пан летает верхом на помеле, другие о том, как Пан учит говорить дрессиро
ванного микроба, а он лежал, откинувшись на подушки, скорчившийся, малень
кий, сухонький, и бормотал, облизывая сохнущие губы:
Ч Ну, старое, ну еще немножко, поднатужься, пожалуйста, вот вернемся Ч по
йдем к врачу, честное слово. А сейчас нельзя, понимаешь? Некогда нам с тобо
й дурить…
И сердце послушно поднатуживалось, тянуло, хлопая изношенными клапанам
и, с горем пополам проталкивая в суженные спазмой артерии очередные порц
ии крови, чтобы не задохнулся, не померк этот настырный, требовательный м
озг, и Пан появлялся снова, энергичный, неуемный, и старички сверстники за
вистливо шепелявили ему вслед: «Надо же, его и годы не берут, никакая хворь
не привязывается, счастливчик…»
Но сегодня сердце заартачилось. Оно уже не хотело верить обещаниям Ч ем
у нужны были отдых и покой. А трое последних суток и молодого укатали бы…

Пан проглотил еще одну таблетку и закрыл глаза.
На Нину он не сердился. Он вообще не умел долго сердиться, а на Нину тем бол
ее. Честно говоря, он очень удивился бы, поступи Нина иначе. Потому что сам
в подобной ситуации бросился бы за Уиссом очертя голову. И даже записки н
е оставил бы.
Просто он сильно переволновался. За другого всегда почему-то волнуешься
больше, чем за себя. Особенно за молодежь. Они сначала сделают, а потом под
умают. Взять хотя бы это пижонство с импульс-пистолетом.
А Нина все-таки молодец. Из нее выйдет толк. Едва поднялась на борт Ч и сра
зу в слезу: «Акула видео проглотила…» То, что ее саму акула чуть не скушала
, Ч это не в счет. Главное, что запись пропала…
Насчет записи, конечно, вышло плохо. Не поняли сразу, что к чему. А когда пон
яли, поздно было…
Пан поморщился, потер ладонью грудь. Боль отпускала понемногу, но не так б
ыстро, как хотелось бы. Повернув голову, профессор посмотрел на себя в зер
кальную ширму. На него глянуло измученное, заострившееся по-птичьи лицо.
Набрякшие веки, потухшие глаза.
Стареешь ты, Пан. Недоверчивость Ч первый признак старости.
Нина убеждена, что все случившееся с ней Ч реальность от начала до конца.
А вот он не уверен. Конечно, что-то было на самом деле. Но как отделить дейст
вительное от внушенного, внушенное от невольно придуманного? Что научны
й факт, а что художественный вымысел?
Разумеется, ничего принципиально невозможного в ее рассказе нет. Просто
… Просто все это слишком хорошо укладывается в его собственные гипотезы
. А полная ясность в науке Ч вещь коварная. Она может обернуться голой пре
двзятостью Ч когда ученый видит в явлении только то, что хочет видеть. Вз
ять хотя бы этот храм… Ребята облазили весь остров и все дно вокруг Ч ник
аких намеков на окна и подводный ход нет. Не хочется пока говорить об этом
Нине, но похоже, что храм ей примерещился.
С другой стороны, совсем уже невероятные «чудеса» с белым фонтаном и ожи
вшими маками произошли у него на глазах, а никакого правдоподобного объя
снения этому нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46