Вставные зубы были всего лишь одним из свидетельств того, что тюрьма сделала с Ридом. Под рубашкой скрывался знаменитый изуродованный торс, по которому он проводил экскурсии, как по местам боевой славы:
– Вот здесь меня пометили – двадцатисантиметровый нож для разделки мяса, еще одна отметина вот здесь, вот здесь – ножом для колки льда, прямо сквозь сердце, бритва… бритва… бритвой меня еще вот тут порезали… и еще вот здесь. – Он поворачивался спиной и продолжал: – Выходное отверстие ножа для колки льда… пулевое отверстие.
Однажды Рид заставил сокамерника отрезать ему уши: хотел попасть в психиатрическую лечебницу. Исковерканные пупки, находившиеся у него на месте, где у всех людей должны присутствовать ушные раковины, напоминали рудиментарные слуховые проходы древних рыб. Он сказал, что не очень-то тосковал по ушам:
– Ван Гог без них неплохо обходился.
Но судьба сыграла с Ридом жестокую шутку, когда стало подводить зрение.
– Дома у меня есть очки, – рассказывал он, – но я не ношу их на людях, потому что в них я выгляжу как тупой педрило.
Кроме того, у него не было ушных раковин, на которых эти очки держались бы.
– Если я сижу не шевелясь, то они еще держатся, но у меня не получится пойти пошататься по улице, потому что они тотчас свалятся.
Отец Рида жил в Лончестоне, а мать рядом с большой церковью Адвентистов Седьмого дня (АСД) в Кингстоне. Рида воспитали в духе идей секты. Он говорил:
– Я провел пятнадцать лет в приходе АСД. Отец был у них старейшиной. У этих ребят серьезные проблемы с башнями… Я помню, как по воскресеньям мы с отцом шли в церковь и все прихожане, прежде чем зайти в храм, открывали багажники машин и доставали оттуда полуавтоматическое оружие: не хотели, чтобы католики застали их врасплох. Они привыкли видеть Папу Римского в виде головы Зверя, как он изображен в Откровении Иоанна Богослова. Меня воспитывали в духе «славь Господа и не расставайся с оружием». Я выполнил только вторую часть наставления.
Фармер не уставал напоминать, чтобы я контролировал поведение Рида. Рид признался:
– У меня проблемы со спиртным… Был такой случай: я вошел в ночной клуб Шейна с банкой какой-то приправы… Потом он рассказал, что я высыпал ее содержимое в вентиляционную систему и все посетители были вынуждены выбежать на улицу, кашляя и задыхаясь. А я ничего этого не помню.
– Это действительно сделал ты, – кивнул Фармер.
– Я смиренно прошу прощения, – извинился Рид.
Годом ранее алкоголизм Тесака погубил первую серию живых репортажей Лиз Гор на австралийском телевидении. Рид ввалился на съемочную площадку и стал мочиться на глазах у изумленной публики. За время, которое ушло на облегчение, он успел рассказать короткий стишок собственного сочинения, посвященный наркоторговцу, которого он когда-то убил:
Ловкий Зигги дурь толкам,
За это его я в бетон закатал.
Вспомнив об этом, Рид залился смехом и добавил:
– Это было действительно забавно. Мы несколько часов пытались запихать его в цемент. Он постоянно выбирался оттуда.
Сотни зрителей подали жалобы. Рид рассказывал:
– Я пропустил пару стаканчиков в аэропорту Хобарта, еще пару на борту самолета, еще пару, когда добрался до Талламарина, еще парочку, когда снова сел в самолет, и еще немного в Маскоте. А когда пришел на телепередачу, мне сказали, что мой выход через пару часов, и попросили подождать. А там был холодильник, поэтому я сел и вдарил по белому винцу – больше ничего не нашлось. До дверей меня тащили двое парней, при этом одному приходилось отнимать у меня бутылку вина. Бедная Элизабет Гор и не подозревала, что ее следующий гость был так же пьян, как и вонюч. Я только что вышел на волю. В подобной ситуации нельзя просто сказать «Подожди у холодильника».
Через четыре дня после моего выступления на телешоу Керри-Энн Кеннерли она отменила запланированное интервью с Ридом и посвятила передачу тихой беседе с фанатиком телеискусства Аланом Джонсом. Джонс как раз рассказывал нации о том, какой позор пал на канал «Эй-би-си», где показали интервью Гор – Рид, когда помощник подал Кеннерли записку, в которой говорилось, что Рид дозвонился в студию и требует, чтобы его пустили в эфир. Джонс отреагировал на это еще одной порцией своего фирменного праведного гнева. Рид ответил:
– Если кто-то кидается камнями, то лучше бы ему самому не жить в стеклянном доме, Алан… Меня хотя бы не арестовывали в общественном туалете в Лондоне.
Джонс замер в уникальном для себя состоянии полного молчания.
Затем звонок оборвался. Позднее Кеннерли оценивала этот эпизод как «один из худших дней в своей карьере» и призналась, что «была искренне удивлена», когда Рид позвонил в студию.
Рид рассказывал:
– Меня пригласили на «ВИН-ТВ» – подразделение девятого канала. Посадили в зеленую комнату и сказали, по какому номеру звонить. Потом показали, как Алан Джонс по телевизору перемывает мне косточки. Я позвонил, а они подняли надпись «Тесак на проводе». Понимаешь, нельзя так вот запросто зайти в телефонную будку, позвонить Керри-Энн Кеннерли и сразу же попасть в эфир…
Мы пили в одном клубе. В соответствии с лучшими тасманскими традициями стриптизершами там работали жена хозяина заведения и ее сестры. Рид не интересовался девочками. Когда одна из танцовщиц таки выскользнула из своих трусиков-ниточек, он спокойно посмотрел на это и вновь устремился мыслями в прошлое:
– Мы тут можем всю ночь просидеть, глядя, как она крутит своей жопой. В семидесятые мы бы ее трахнули.
Как и предупреждал Фармер, Рид медленно менялся. Его больше заботил я, чем стриптизерши:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106