Улетевшие чувствовали себя отпускниками. Собравшись в компактный парадный строй, группа прошла над «Энтерпрайзом» и направилась на аэродром Форд. Оставшиеся моряки и летчики тоже готовились к скорой встрече с семьями и подружками. Даже старый морской волк Хэллси и тот сегодня был настроен добродушно. Адмирал отпустил несколько соленых шуток в адрес молодых офицеров, находящихся на мостике, и уже собирался спуститься на завтрак, когда появился встревоженный лейтенант-радист с пачкой радиограмм.
– Сэр, – сказал он, отдавая честь адмиралу, – там творится что-то невероятное, если только они не сошли с ума…
Хэллси надел очки и, взяв радиограммы, пробежал глазами по тексту.
«Нас атакует тысяча японских самолетов», – гласила одна.
«Японские авианосцы в тридцати милях от мыса Барбары», – сообщала другая. «На аэродром Уилер выброшен парашютный десант». «Транспорты с морской пехотой противника на траверзе Канала».
– Сто дьяволов им в глотку! – выругался Хэллси. – Есть ли связь с взлетевшей группой?
– Нет, сэр, – ответил флаг-офицер, – по времени они уже должны сидеть на Форде.
Флаг-офицер ошибся. Шедшие на Оаху в парадном строю «скайрейдеры» неожиданно были атакованы «нулями». Шесть машин рухнуло в море. А еще десять «скайрейдеров» было сбито своими очумевшими зенитчиками, яростно расстреливавшими все, что появилось в воздухе на дистанции действенного огня их установок.
– Поднимите одну эскадрилью и направьте ее к югу от мыса Барбара, другую эскадрилью – на поиски японских линкоров севернее Оаху, третью – для атаки транспортов на траверзе Канала.
Хэллси был верен себе… Его трудно было ошеломить даже такими необычными новостями.
Весь день самолеты авиагруппы «Энтерпрайза» тщетно утюжили заданные квадраты моря. Внизу катились пустынные волны. Японских транспортов и авианосцев не было и в помине.
Разбитые взлетные полосы аэродромов на Оаху исключали посадку бомбардировщиков и торпедоносцев. Презрев все меры безопасности, они на исходе горючего «падали» на палубу «Энтерпрайза» с подвешенными бомбами и снарядами, чего им никогда бы не позволили сделать еще вчера. И только ночью огромный «Энтерпрайз» протиснулся в узкий канал, соединяющий бухту с океаном, и стал у причальной стенки, озаряемый пламенем догорающего линкора «Аризона».
4
Утром 8 декабря вице-адмирал Нагумо Тюити проснулся бодрым, хорошо отдохнувшим после крепкого сна. Победное завершение операции оказалось лучшим лекарством для его печени, разыгравшейся накануне атаки Пёрл-Харбора.
Он справился по телефону у вахтенного начальника о местонахождении эскадры. Услышав координаты, удовлетворенно хмыкнул. Авианосное соединение удалилось достаточно далеко от Гавайских островов, чтобы можно было опасаться каких-то ответных действий американцев.
Приняв ванну, он с аппетитом позавтракал, а затем пригласил на доклад флаг-офицера.
– Принесите документы! – распорядился он, любуясь резьбой на ручке старинного меча, лежавшего на письменном столе. Меч, принадлежавший сегуну из династии Токугава, был приобретен в Киото незадолго до ухода в рейд. Искусный резчик по слоновой кости изобразил несколько сцен рукопашной схватки. Крошечные самураи в распахнутых хаори наносили и отбивали удары мечами. Кое-где лежали фигурки павших, а один из побежденных самураев, лишившись чести, вспарывал себе живот кинжалом.
Глядя на кэн, адмирал испытывал двойственное чувство. Украшение оружия резьбой – это было отходом от понятия ваби, прочно сидящего в каждом японце. Налицо было отсутствие красоты естественности. Острое, хорошо закаленное лезвие и удобная рукоятка, сделанные умелыми мастерами, были великолепны сами по себе, без всяких украшений. Резьба же по кости рукоятки носила отпечаток вычурности, что по строгим японским канонам было безвкусно, вульгарно; в то же время глаз пленяли и талант резчика, и печать времени, лежавшая на оружии.
Почтительный стук в дверь салона оторвал адмирала от созерцания гибрида орудия убийства с шедевром изобразительного искусства. Это прибыл флаг-офицер с документами.
Первой адмирал прочитал телеграмму с поздравлением императора. Такой высокой чести он удостаивался впервые в жизни, хотя прослужил микадо много лет. В душе Нагумо Тюити шевельнулась радость. Ему выпало счастье вписать в летопись Японии такую победную страницу, какой еще не знала история.
Остальные поздравления – от адмирала Ямамото, Кайчуксё и сухопутного генштаба – он отложил в сторону. Его сейчас больше интересовала расшифрованная депеша, составленная на основе докладов агентов из Гонолулу, о потерях флота США в бухте Пёрл-Харбор. Цифры, приведенные в шифровке, были несколько ниже тех, которые доложили вернувшиеся из боя ведущие групп, но все равно они были чрезвычайно высокими: потоплено четыре линкора и крейсер, большое количество эсминцев, сторожевых кораблей и вспомогательных судов, выведены из строя все авиабазы – на их стоянках сгорело около двухсот пятидесяти боевых самолетов; четыре линкора получили настолько серьезные повреждения, что не смогут покинуть бухту Пёрл-Харбор в течение многих месяцев…
Отпустив флаг-офицера, Нагумо порылся в нотах и, отбросив крышку рояля, сел за инструмент. Из-под его утративших былую гибкость пальцев полились звуки бетховенского «Эгмонта». Сначала были сбои. Нагумо недовольно морщился и встряхивал головой, а затем постепенно разыгрался. Он любил думать под Бетховена и Баха. Вот и сейчас он думал о том, что, пожалуй, Исороку Ямамото преувеличил опасность затяжной войны с Америкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98