– Но почему он такой сладкий?
– Я как следует подсластил, – говорю я. Как будто она не знает, что я забочусь о ней, как о собственной матери, что хочу, чтобы у нее было все самое лучшее.
– Сколько ты насыпал? Три?
– Девять, – говорю я. Как будто она не знает, что мне для нее ничего не жалко.
– Что? – давится Бася следующим глотком.
– Надо наслаждаться жизнью, – улыбаюсь я ей, потому что твердо знаю, что жизнью надо наслаждаться, и хочу, чтобы она чувствовала то же самое.
– Девять? – переспрашивает Бася, и глаза у нее становятся круглые от удивления.
Ловить каждую минуту, каждый миг. Брать от жизни все. Влечь плуг по сухой, каменистой почве. На каждом шагу выбирать крупные клубни и узловатые корни. Жевать их. Наслаждаться их наваром. Приветствовать каждый новый день с удвоенной силой биоксетина.
– Сахар крепит. Ты веришь в это? – спрашиваю я Басю.
– Что с тобой?
– Ты веришь в это? – спрашиваю я Басю.
– Мирек! – кричит Бася.
– Я не удовлетворен размером своего члена, – говорю я.
– Что??? – давится Бася. – Ты уже планировал отпуск? Так вот можешь больше не планировать.
– Почему ты пренебрегаешь качественными отечественными продуктами? – задаю я вопрос.
– Забудь о повышении, – говорит Бася. – Хотя мы будем говорить сейчас по-другому. Я представляю твое дело соответствующим инстанциям. Так что не говори потом, что я бросаю слова на ветер. Все, я пишу отношение в дирекцию. С меня хватит твоего присутствия, мне в моем отделении такие сотрудники не нужны.
– Руки вверх, – говорю я и стреляю в нее из пальца, – ты в это веришь?
– Видишь, я отправляю факс в Варшаву, – говорит Бася, но бросает взгляд на сумки, полные замечательных покупок, и сменяет гнев на милость: – Ладно, у меня сегодня хорошее настроение, так что у тебя есть возможность все исправить, ты еще можешь извиниться. Ну?
– Ты веришь во внезапный спуск? – Я хватаю ее за руку. – Веришь в жизнь после жирного?
– Ты что, пугаешь меня? Мне уже надо бояться? Или еще нет? – говорит Бася, выстукивая на пульте незримый номер центрального отделения. Клик. Клик. – Сейчас увидим, кто поверит во внезапное расторжение договора.
– Но чего? Чего бояться? – улыбаюсь я Басе и отпускаю ее руку. – Ни в коем случае, Бася, тебе не надо ничего бояться, стремительный спуск – и ты уже там, а там тебя поджидает все самое лучшее: шведский стол, немецкое качество, французская артистичность, английская благовоспитанность, польское гостеприимство, русская душа, испанская мушка, итальянская пылкость, чешский фильм. Вот я стою у твоих дверей, Бася, и стучусь.
– О чем это ты? – спрашивает Гоха.
– О ней. – Я показываю на Басю. – Я освобожу ее от навязчивой идеи погребения себя заживо.
– Мирек, это уже действительно не смеш… – начинает Гоха.
– Совсем, совсем не смешно, – говорю я. – Вообще не смешно, потому что не должно быть смешно. Это должно быть более чем смешно.
Трупные пятна появляются через пять часов после установления факта смерти. Об ошибке речи не может быть: дозировка того, что мы называем жизнью, должна определяться индивидуально для каждого ожидающего. В случае отравления необходимо вызвать рвоту и сделать промывание желудка, разве не так? Так или нет, гиббона мать? Откуда у меня в руке взялась эта странная металлическая игрушка?
– Боже! – ахает Гоха, взглянув на бледное лицо Баси.
– Разрыв. Если кто-то из вас нажмет «тревогу», получит дырку в голове. Сидите спокойно, и ничего вам не будет. Я знаю, как это действует. А тебя, сука, ждет путешествие через ад. Поняла? Регламент не до конца разъясняет действия в нетипичных ситуациях. Вы верите в это? Сфинктеры теряют упругость, отсюда возможность выделения мочи, экскрементов, иногда спермы, вы в это верите? Божественный акушер с видами на повышение объявляет временную моральную несостоятельность. Где ключи? Где ключи? Мы закрываем это гребаное отделение. Ключи. Сука, ключи. Ключи, сука. Давай, сука, ключи. Где ключи? Покажи, деточка, что тебе мама дала. Ты показываешь или нет, мать твою сучью?
Станца первая. После того как Бася обнаружила, что на уровне ее лица в нервно вздрагивающей руке зависла неподвижная металлическая штучка, означающая зачастую смертный приговор, с ее рожи осыпалась вся штукатурка.
– Ты классно выглядишь, когда двигаешься в дум-дум ритме. Танцуй. Танцуй, говорят тебе.
Станца вторая. Бася, на тебя возложена ответственность, а ответственность хороша для зависимых от стресса, знаешь это? Катехизис мудрости Запада? Tao Те Burger King?
– С такой, как ты, я мог бы провести всю жизнь. Целыми ночами заниматься сексом и засыпать с рассветом. Танцуй, я сказал. Танцуй. А не то врежу по морде.
Станца третья. От удара униженная Бася падает на пастельное ковровое покрытие Гамбургер Банка. Изо рта у нее и с виска стекает ржаво-коричневая жидкость.
Разрыв. В банкомате кто-то стоит. Я открываю дверь. Дергаю. Лезу в карман и достаю: а) ножнички, б) оружие, в) дискету, г) фрагмент человеческого тела.
– Мы закрываем гребаное отделение, – говорю я перепуганной женщине, которую перед входом ждет ребенок с веткой в руке. – Закрываем гребаное отделение. Так что вы либо входите, либо выходите.
Нет ничего достоверней смерти, и нет ничего недостоверней ее часа. Но это не наш случай. На этот раз все достоверно. Радуемся и веселимся по сему поводу!
Разрыв. Ты, сука, чего ты хочешь? Сейчас я покажу тебе свою пенисоидальную игрушку. Иди сюда, сука, я тебе растолкую кое-какие вещи. Оружие выстрелило. Что же ты, дрянь такая, наделала? Хочешь испортить приятное настроение, царящее в отделении? Хочешь испортить приятный пастельный интерьер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52