Этот парень уже искал другие, обходные пути. Если Деннис вдруг обернется общительным – без моей помощи – я запросто могу оказаться за бортом.
– Этого не будет, Деннис доверяет мне, – заявил я, оставив иронию при себе. – Он делился со мной тем, о чем никогда не говорил ни одному человеку.
Хэнк бросил на меня странный взгляд. Я ощутил прилив опустошенности, вину за предательство. Потом вспомнил о синяке на шее Шарлен в тот день, когда мы впервые встретились; то, как он ударил ее; утро, когда он пытался меня пристрелить – и мои сомнения улетучились.
В четверг, в двадцать три часа сорок две минуты, Деннис позвонил в студию:
– Слушай, Скотт, я сейчас в студии, тебе надо приехать сюда, найди кого-нибудь, чтоб подменил тебя. Творится настоящее волшебство, идут моменты, которые никогда не повторятся, и мне нужен рядом человек в здравом рассудке, мне нужен свидетель.
Это меня встревожило. Если он действительно чем-то таким загрузился, вдруг он отменит завтрашний отъезд?
– Не могу, Деннис. Я и так в последнее время слишком много смен пропустил, мне уже угрожали заменить меня записями Арта Лабо.
– Тогда как только освободишься. Я все еще буду здесь.
– А я думал, ты едешь в Швейцарию… – я оборвал себя, сообразив, что он не называл мне точной даты отъезда. Повисла пауза.
– Еду, – наконец ответил он. – Завтра в десять утра. Поэтому я сейчас в такой спешке. Ох, Скотти, я уже столько лет себя так не чувствовал! Мне снова девятнадцать! Во мне энергия прямо бурлит, я ее едва контролирую! Но у меня есть мое мышление! Зрелое, опытное, бритвенно-острое мышление! Скотти, я так давно ждал этих кратких бесценных мгновений.
Он, конечно, верил в то, о чем говорил. И, как ни странно, я был рад за него. На самом деле мне очень хотелось приехать туда к нему и запереть двери в студию намертво, чтобы он навеки остался гением там, внутри.
– Приезжай, Скотти. После работы.
– Деннис, не смогу. У меня другие дела.
– А, понимаю, – похабный смешок. – Натираешь член щепоткой того порошочка, что я тебе тогда передал – и всю ночь способен, без продыху, – он взвыл, как Джеймс Браун.
– Хорошая идея, возьму на заметку, – он забыл, что я сунул кокаин ему же в карман пиджака.
– О, а привози ее с собой! У нас тут внизу комната отдыха, превосходное местечко. Там все время народ трахается. Ты можешь убавить свет, поставить музыку и трахать эту горячую тесную дырку хоть до вечерней дойки.
– Она из возрожденных христиан, Деннис.
– Да? Именно таким я и собираюсь вернуться из Гштаада. Не христианином, а возрожденным. Вот увидишь, Скотти. Я стану другим человеком. То, что произошло со мной и с тобой, было скрытым благословением. Меня все это заставило прийти в себя. И поверь, я не бросил все это только благодаря тебе.
Я услышал, что где-то там у него заиграл отрывок из его шедевра – похоже, музыку включили без спроса. Он прикрыл трубку и заорал на кого-то. Потом сказал:
– Скотт, эти дебилы меня в могилу сведут, мне идти надо. Трахни ее разок за меня, заметано?
– А то.
Он повесил трубку.
В пятницу я почти не мог спать. Около десяти утра, когда Деннис должен был садиться на самолет, я позвонил на работу, прохрипел, что у меня рецидив гриппа. И весь день сидел дома – я хотел быть рядом с телефоном на случай, если что-то пойдет не так. Хотел было позвонить в студию Денниса, прикинуться кем-нибудь – чтобы понять, не остался ли он. Хотел позвонить Шарлен – но это было слишком уж рискованно. Оставалось только сидеть и ждать до условленного времени.
Около восьми я вышел из дома. Спустя час я вкатил на размеченную парковочную площадку на обрыве. Ее не было. Через ущелье мне был виден их дом, подсвеченный желтыми огоньками лампочек системы сигнализации, – женская тюрьма в египетском стиле. Несколько минут я ждал, выкурив сигарету; потом спустился на берег.
Луна была полной и такой яркой, что в ее свете полоска берега казалась снятой на пленку «днем под ночь». Я тащился по песку, взбирался на утесы, пока не разглядел деревянные ступени, ведущие от дома на берег. Ничего удивительного, что задними воротами уже несколько лет не пользовались – ступени буквально рассыпались. Похоже, они были слишком расшатаны, чтобы по ним вообще можно было ходить. Я так считал, по крайней мере, до момента, когда услышал пыхтение, обернулся и увидел несущуюся на меня немецкую овчарку.
Я кинулся к ступеням, карабкаясь по ним наверх; дерево скрипело. Остановился, лишь уткнувшись в точеные ноги Шарлен.
– Что ты делаешь?! – изумилась она.
Я оглянулся. Внизу, у начала лестницы, овчарка лаяла. Лаяла! С пляжа позвали:
– Рольф! Ко мне!
– Все в порядке, – сказала Шарлен, пока я поднимался на ноги. – Это просто один из соседей.
Мое сердце тяжело колотилось, когда я заглянул ей в глаза. Она держала розовый чемоданчик «самсонит».
Ветер обтягивал ее фигуру шелковым платьем цвета морской волны, очерчивая каждую соблазнительную линию.
– Ну что ж, – мягко сказала она, – похоже, я наконец свободна.
9
Мы рванули вверх по автостраде Тихоокеанского побережья под желтоватой полной луной. Нас окружала насыщенная сочными красками ночь; воздух был теплым, как дыхание. Ветер растрепал волосы Шарлен – впервые они не были ни уложены, ни закреплены лаком. Она ерзала на сиденье, прищелкивая пальцами в такт «My Boyfriend's Back», которую крутили по одному из каналов радио. Принялась подпевать, нарочито-возбуждающе нацеливая слова в меня, пока я не рассмеялся. Неожиданно для себя, я поцеловал ее, на полной скорости пролетая перекресток, на светофоре как раз загорелся красный, такой же яркий, как ее губы.
Мы неслись к Малибу, и я спросил ее о последнем их с Деннисом разговоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112