Луиза подошла вплотную и снова пристально осмотрела меня.
– Ну что ж, Шарлен, – протянула она. – Теперь, когда он весь такой чистенький и славненький, я понимаю, что ты в нем нашла.
Я ухмыльнулся. Она явно шутила, но под веселым тоном я уловил неподдельное скрытое желание, и мне это польстило.
– Знаешь, Луиза, осталось не так уж много звезд, которые до сих пор внушают мне благоговение. Ну вот, в шестьдесят восьмом я встречался с Миком. Приятный парень, но мелковат. Элвис? Хех. Обычная попса. Ты – совсем другое дело, Луиза. Я имею в виду, что… скажу прямо, именно ты – безусловный эротический символ двадцатого века, – я легко провел пальцами по ее руке: – Это все равно, что прикоснуться к солнцу.
Она пожала плечами:
– Дурак ты. Я всего лишь женщина. Шарлен, он и с тобой так же разговаривает?
Шарлен кивнула и закурила сигарету.
– Ты потрясающая женщина, Луиза, и сама это знаешь. Ты же прекрасно понимаешь, какое место занимаешь в сердцах миллионов американских мужчин.
– Знаю-знаю. Я спасла целое поколение белых мальчиков от «Сестер Леннона».
– И целое поколение белых девочек от того, чтобы присоединиться к «Сестрам Леннона».
Она улыбнулась:
– Да, я тоже твоя поклонница. Время от времени я тебя слушаю жаркими летними ночами, когда меня мучает бессонница. А, знаю, все думают, что у меня что ни ночь – то новый мужчина. Но я столько раз уходила со сцены вся в мыле лишь затем, чтобы оказаться перед пустой холодной постелью.
Я улыбнулся, решив, что она все еще шутит. Но у Луизы грань между шуткой и истиной казалась весьма тонкой.
– Очень хорошо понимаю, о чем ты. Столько раз я выходил утром с радиостанции весь на взводе, едва сдерживаясь, в промежности – как пружина сжатая; а идти-то было и некуда. Зря ты ни разу мне не позвонила…
– Пробовала. Несколько раз. У тебя все время было занято.
– Мы могли бы вместе позавтракать. Блинчики с сиропом в «Денни Дриппинг», а?
– О-о-о! Я без ума от коричневого сахара! Тебе-то он нравится?
– Ara, это дело я люблю.
– А то, что было на обратной стороне пластинки? Помнишь?
– «Сука».
– Ага, это мне тоже очень нравится.
– У-у-у.
Она бросила взгляд на сидящую на диване Шарлен. Я тоже. Шарлен смотрела в свой стакан, на нас не обращала никакого внимания, во всяком случае, так казалось – словно хотела немного побыть наедине со своими мыслями.
– Да уж, меня твой голос просто наповал убивает, – сказал я Луизе. – Когда ты поешь. Да и когда говоришь – тоже. Каждый раз возникают виды хлопковых плантаций и апельсиновых садов.
– Так и должно быть, – мягко протянула она. – Тем более, если посмотреть, где я выросла. Ну да, эта плантация едва держалась, если уж честно. В нескольких милях от Билокси; там все время дул сырой ветер и воняло лангустами. Обветшалые «Двенадцать дубов» в которых была хренова толпа белых козлов. Генерал-алкоголик, который в конце концов полностью пропил мозги. Три дочери; старшая – унылая старая дева, средняя – балерина-шизофреничка, младшая – известная всему городу нимфоманка. Еще там был сынок, который любил брать в рот у черных парней, несмотря на то, что был женат на пышной неудовлетворенной скандальной стерве. Меня вырастил отец, мы жили в сарайчике на дворе. Который раньше был хижиной для рабов, да во многом и остался таким. Старина Джим.
Они называли так моего отца. Думаю, он тогда уже был евнухом, но я его любила. Он часто ночами сидел у костра, играл на раздолбанной старенькой гитаре и пел Роберта Джонсона – все песни, какие знал. Все, что я знаю о блюзе, я узнала от него – пока в ту ночь, когда он познал Иисуса, он не расколошматил гитару вдребезги, убежденный, что Роберт Джонсон попал в преисподнюю. После этого отец стал жутким ханжой и настоящей жопой. Именно поэтому я сбежала и отправилась жить к матери.
– А она где была? – спросил я.
– В Новом Орлеане. Она была содержательницей подпольного публичного дома с плохой репутацией. Там я жила в шикарной комнате, отделанной красным, в полу которой был смотровой глазок. Именно там я начала петь под пианино. Хотя никаких амбиций у меня не было. Но в шестидесятом году я как-то ночью услышала по старенькому радиоприемнику «Филко» Айка и Тину Тернер и сказала себе: раз уж она так может, значит, и я смогу.
– Долгий же путь ты прошла.
– Мне повезло. Но я стараюсь возвращать кое-что из того, что получила.
– Об этом я слышал. У тебя было несколько бенефисных концертов. И кажется, я читал что-то насчет того, что ты активно выступаешь в защиту животных, да?
– А, да я то и дело подбираю какую-нибудь бродячую живность. Собственно говоря, у меня и сейчас один такой живет. Беспризорный байкер. Я подобрала его на трассе возле Фонтаны. Жался возле ограды. Весь оцепенел от страха.
– А, я проходил мимо него, когда искал ванную. Он все еще был в оцепенении.
Она бросила взгляд в конец холла:
– Тогда мне, пожалуй, лучше пойти к нему. Пока он не начал скулить, – и она вышла, широко шагая.
Вымотанный, я рухнул на диван рядом с Шарлен.
– Она – это просто нечто, да? – сказал я.
– Ага. Она классная, – отозвалась Шарлен, но ее голос звучал уныло.
– Ну, так и что? – поддержал я ее тон.
– Это была именно самозащита. Ты защищал меня.
– Все верно. Мне положено отличие за героизм.
– Там были свидетели.
– Большинство из них ненавидят меня всем нутром, Шарлен.
– Что ты имеешь в виду?
Я не хотел вдаваться в этот вопрос:
– Что я не стал бы рассчитывать на них. Главное в том, что именно у меня был пистолет. И в свете этого для меня все довольно плохо.
С минуту она обдумывала это:
– Тело Денниса теперь, наверное, будут очень тщательно обследовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112