Спустя шесть нелегких лет я все-таки сумела выносить Зою. Бертран еще долго надеялся, что за ней последует и номер второй. Как и я, впрочем. Но больше мы на эту тему не разговаривали.
А потом была еще и Амели…
Но сегодня вечером я абсолютно не расположена думать об Амели. Я предостаточно занималась этим в прошлом.
Вода в ванне стала едва теплой, и я вылезла из нее, дрожа от холода. Бертран все еще смотрел телевизор. В любой другой день я бы, по обыкновению, подошла к нему, он протянул бы ко мне руки, обнял, приласкал и поцеловал, а я бы пожаловалась, что он был слишком груб, но я бы произнесла это голоском обиженной маленькой девочки, надув губы. А потом мы бы поцеловались, и он повел бы меня в нашу спальню. И мы занялись бы любовью.
Но сегодня я не подошла к нему. Я потихоньку забралась в постель и почитала еще кое-какие материалы о детях на «Вель д'Ив».
Последнее, что я вспомнила, перед тем как выключить свет в спальне, было лицо Гийома в тот момент, когда он рассказывал о своей бабушке.
* * *
Сколько времени они уже провели здесь? Девочка не могла вспомнить. Все ее чувства притупились, она чувствовала себя так, будто что-то внутри у нее умерло. Дни и ночи слились в сплошную неразличимую и однообразную череду. В какой-то момент она заболела, ее рвало желчью, и она стонала от боли. Она чувствовала, как отец обнимает ее, стараясь утешить. Но все мысли ее были только об одном – о маленьком братике. Она не могла не думать о нем. Иногда она доставала ключ из кармана и исступленно целовала его, как будто это были его маленькие пухлые щечки и кудрявые волосы.
В последние дни здесь умерло несколько человек, и девочка видела их агонию своими глазами. Она видела, как мужчины и женщины теряли рассудок в этой ужасной, удушливой жаре, видела, как их валили наземь и привязывали к носилкам. Она была свидетельницей сердечных приступов, самоубийств и приступов лихорадки. Девочка смотрела, как из помещения выносят тела. Еще никогда ей не доводилось видеть такого кошмара. Ее мать превратилась в кроткое и безропотное животное. Она почти не разговаривала. Она лишь молча плакала. И молилась.
Однажды утром громкоговорители выплюнули короткие слова команды. Они должны были взять с собой вещи и выстроиться у входа. Соблюдая тишину. Девочка поднялась на ноги, пошатываясь от слабости и головокружения. Колени у нее подгибались, и ноги едва держали ее. Она помогла отцу поднять мать на ноги. Они взяли с собой сумки и узлы. Толпа медленно продвигалась к дверям. Девочка заметила, что люди шли, с трудом сдерживая болезненные стоны. Даже дети ковыляли, как столетние старики, со сгорбленными спинами, опустив головы. Девочке хотелось знать, куда они направляются. Она уже решила было спросить об этом отца, но, взглянув на его осунувшееся, мрачное лицо, поняла, что сейчас он ничего не ответит. Неужели они наконец отправляются домой? Неужели наступил конец их мучениям? Неужели все закончилось? Неужели она сможет пойти домой и освободить братика?
Они медленно шли по узкой улице, и полицейские подгоняли их. Девочка видела, что отовсюду – из окон, из дверных проемов, с балконов и тротуаров – за ними наблюдают местные жители. У большинства из них были пустые, ничего не выражающие лица. Они просто стояли и смотрели, не говоря ни слова. Им все равно, подумала девочка. Им все равно, что с нами сделают, куда нас ведут. Какой-то мужчина засмеялся, показывая на них пальцем. Почему, подумала девочка, почему он смеется? Неужели мы выглядим смешными в дурно пахнущей, порванной одежде? И поэтому они смеются над нами? Неужели это так смешно? Как они могут смеяться над нами, как они могут быть такими жестокими? Она хотела плюнуть им в лицо, накричать на них.
Женщина средних лет перешла улицу и быстрым, незаметным движением сунула что-то ей в руки. Это оказалась небольшая мягкая булочка. Полицейский оттолкнул женщину в сторону. Но девочка успела увидеть, как та вернулась на другую сторону улицы. Женщина пробормотала: «Маленькая бедняжка. Да смилостивится над тобой Господь». Интересно, что сейчас делает Бог, вяло подумала девочка. Неужели он отвернулся от них? Или он так наказывает их за что-то? Она не знала, за что. Ее родители были не особенно религиозными людьми, хотя она знала, что они верили в Бога. Они не воспитывали ее в традиционном религиозном духе, как воспитывали Арнеллу ее родители, соблюдая все обычаи и обряды. Девочка подумала: может быть, в этом и заключается их наказание? Кара за то, что они верили недостаточно сильно?
Она протянула булочку отцу. Тот сказал, чтобы она съела ее сама. Она быстро проглотила ее, почти не разжевывая. И едва не подавилась.
На тех же самых городских автобусах их отвезли на железнодорожную станцию, выходившую на реку. Девочка не знала, как она называется. Ей никогда не приходилось бывать здесь раньше. За десять лет своей жизни она редко покидала Париж. Когда она увидела поезд, то почувствовала, как ее охватывает паника. Нет, она не может уехать, она должна остаться здесь, должна остаться из-за братика, ведь она обещала вернуться и спасти его. Она потянула отца за рукав, шепча имя братика. Он взглянул на нее сверху вниз.
– Мы ничего не можем поделать, – беспомощно проговорил он. – Ничего.
Она вспомнила того умного мальчика, которому удалось сбежать, который удрал со стадиона. В сердце у нее разгорелось пламя гнева. Почему ее отец так слаб, так нерешителен? Неужели ему безразлична судьба сына? Неужели ему безразлична судьба его маленького мальчика? Почему ему недостало мужества сбежать? Как он может вот так стоять здесь и позволять, чтобы его, как бессловесную овцу, грузили в поезд?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99